Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

Бесславный и достойный сожаления – вот на что был похож конец Берлина. Он не имел ничего общего с самой славной «победой за всю историю» или героическим «тевтонским апокалипсисом». Всего две фигуры в истории Берлина способны пробудить некоторое человеческое любопытство: Геббельс и Вейдлинг. Геббельс находился на стороне зла, что трудно оспорить; нет сомнений в том, что он совершил шестикратное детоубийство во благо историков, руководствуясь принципом, им же самим и утвержденным, что человек может прославиться через негативные – как и через позитивные – деяния, если только они достаточно чудовищны. Вейдлинг же более трагическая фигура. С лицом стервятника, со своим вечным моноклем, в бриджах для верховой езды и в светлых гетрах, он повел себя по-мужски, когда окончательно взял на себя ответственность и сдался в плен, полностью осознавая, что теперь, когда все его вышестоящее руководство мертво или сбежало, русские возложат всю ответственность за берлинское фиаско именно на него. Возможно, ему стало безразлично, поскольку он был вынужден проглотить самую горькую пилюлю в своей жизни: безоговорочную капитуляцию Берлина.

На следующих страницах мы попытаемся привести в некоторый порядок то, что может быть названо «военным скелетом» Берлинской операции – разве что слово «скелет» предполагает упорядоченное расположение костей, а не груду обломков, которую ни один анатом не смог бы когда-либо собрать в единое целое.

20 апреля 1945 года

«В 13:50 дальнобойные орудия 79-го армейского корпуса (3-й армии) дали первые два залпа по фашистской столице – в качестве салюта ко дню рождения фюрера. Улицы города опустели, и длинные очереди перед продовольственными магазинами исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Предыдущей ночью, сразу после речи Геббельса, взвыли сирены – танковая тревога… Гитлеру преподнесли еще один подарок на день рождения: призыв молодых людей 1929 года рождения. «Эти пятнадцати- и шестнадцатилетние мальчики желают быть зачисленными в ряды СС, чтобы умереть за своего фюрера», – сказал Аксман (руководитель гитлерюгенда). На этот раз гости входили не по красным коврам, а по влажным и грязным ступеням лестницы. Фашистские лидеры появились в приемной Гитлера, размером не больше железнодорожной платформы, пройдя через ряды эсэсовцев. …Гитлер уже почти не походил на человеческое существо. Его подергивающееся лицо превратилось в мрачную восковую маску, фанатичный взгляд исчез, голова низко наклонена. Он приветствовал поздравляющих едва заметным кивком. Днем ранее Геббельс заявил: «У нашего фюрера отменное здоровье».

Последовавшее затем ежедневное совещание оказалось последним, в котором приняли участие Геринг, Гиммлер, Риббентроп и остальные члены преступной нацистской партии. Большинство из присутствующих поддерживали идею перевода правительства и военного командования на юг. Хотя такой план в открытую не упоминался, всем было очевидно, что на судьбе Берлина поставлен крест. На юге уже начались прямые переговоры с англо-американским командованием. Геббельс, по личным причинам, настаивал, что все должны оставаться в Берлине. Он рассчитывал стать второй величиной в фашистской иерархии, поскольку являлся «рейхскомиссаром по обороне» (Г. Розанов. Крушение фашистской Германии. Москва).

Геббельс без обиняков признал, что более нет никакой надежды удержать фронт на Одере. «Теперь это битва за Берлин», – чуть ли не с гордостью заявил он.

Незадолго до появления русских близ штабов вермахта в Цоссене заместитель начальника штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта генерал Винтер напомнил собравшимся офицерам о дне рождения Гитлера и, впервые в этом кругу, выразил мнение, что война может закончиться для Германии очень плохо. После чего все они немедленно упаковали вещи и сбежали. Только близость противника заставила генерала реалистично оценить обстановку и, в соответствии с этим, выразить свое мнение.

Согласно неполным отчетам, 20 апреля было подбито 226 советских танков. И на самом деле немецкие фаустпатроны, какими бы примитивными они ни были, преподнесли русским неприятный сюрприз.

В тот день Геббельс тоже произнес речь в честь дня рождения Гитлера. С этой целью он отправился на первый этаж особняка близ Бранденбургских ворот, где в пустой комнате установили кафедру и микрофон. Не успел Геббельс произнести и пары фраз, как рядом с домом разорвался снаряд. Геббельс прервал свою речь и, под звон бьющихся вокруг оконных стекол, прикрыл рукой микрофон, дабы берлинцам в их подвалах не был слышен грохот.

Во всем остальном в Берлине почти не было заметно признаков празднования дня рождения фюрера, хотя на разрушенных зданиях на Лютцовплац повесили большие свежие плакаты: «Спасибо фюреру за все. Д-р Геббельс». А в Моабите, рабочем районе, прямо рядом с тюрьмой, через всю улицу натянули транспарант, гласивший: «Мы все в одной упряжке. Вплоть до фюрера». Гражданам самим предоставлялось право истолковывать это зашифрованное послание как им заблагорассудится.