Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

9. Работу увеселительных учреждений (как то: кино, театров, цирков, стадионов), отправление религиозных обрядов в кирхах, работу ресторанов и столовых разрешается производить до 21:00 часа по берлинскому времени.

За использование общественных учреждений во враждебных Красной армии целях, для нарушения порядка и спокойствия в городе – администрация этих учреждений будет привлечена к строгой ответственности по законам военного времени.

10. Население города предупреждается, что оно несет ответственность по законам военного времени за враждебное отношение к военнослужащим Красной армии и союзных ей войск.

В случае покушения на военнослужащих Красной армии и союзных ей войск или совершения других диверсионных действий по отношению к личному составу, боевой технике или имуществу войсковых частей Красной армии и союзных ей войск виновные будут преданы военно-полевому суду.

11. Части Красной армии и отдельные военнослужащие, прибывающие в Берлин, обязаны расквартировываться только в местах, указанных военными комендантами районов и участков.

Военнослужащим Красной армии запрещается производить самовольно, без разрешения военных комендантов выселение и переселение жителей, изъятие имущества, ценностей и производство обысков у жителей города».

п. п. Начальник гарнизона и военный комендант

Берлина,

командующий Н-ской армии[75] генерал-полковник

Н. Берзарин

начальник штаба гарнизона генерал-майор Кущев

Верно: Ст. пом. нач. отдела по использованию опыта

войны

оперуправления штаба 1-го Белорусского фронта

подполковник Павловский[76].

Бродя по Берлину, Гус увидел первый экземпляр этого обращения, вывешенный возле Александерплац:

«Как только первый приказ Берзарина появился на стенах, вокруг него собралась большая толпа. «Приказ коменданта Берлина, генерал-полковника Берзарина…» – кто-то громко прочитал по-немецки. Эти немецкие слова – «Комендант Берлина» – были произнесены утром 28 апреля, когда в центре Берлина все еще шли уличные бои. Советский комендант гарантировал всем мирным жителям Берлина сохранение жизни и безопасность; он обещал, что будут учитываться все имеющие хождение продовольственные карточки. После прочтения этого обещания одна женщина горько рассмеялась: «Мы не помним, когда в последний раз получали хоть что-нибудь. Хлеба не было уже несколько дней…»

В бункере фюрера уже давно перестали беспокоиться о благополучии и страданиях населения Берлина. Его обитателей не волновало, что жителям придется просто исчезнуть; для них имел значение только мир, существовавший в их фантазиях. Рейхсканцелярия находилась под плотным артиллерийским огнем, и бункер беспрестанно содрогался и стонал при попадании советских снарядов. Вентиляция всасывала пыльный горячий воздух, отравленный запахом взрывчатки. Гитлер начал беспокоиться о своей личной безопасности и спрашивал своих коллег, долго ли, по их мнению, продержится подземелье. Он был физически истощен. Вопреки своей обычной манере встречать плохие новости долгим их игнорированием и новыми планами, весь тот день фюрер оставался довольно немногословным.

Проводная связь с немецким Верховным командованием была нарушена, однако две рации – одна в министерстве пропаганды, а другая у военного коменданта штаба на Бендлерштрассе – по-прежнему передавали приказы и сообщения.

Все три мечты о возможном спасении в течение дня рассеялись как дым: во-первых, оказалось, что окруженная южнее Берлина 9-я армия сама не в состоянии вырваться из кольца и, следовательно, не могла прийти на помощь столице. (Фактически разрозненным частям 9-й армии позднее удалось соединиться с армией Венка и вместе с ней отступить за Эльбу[77].) Во-вторых, стало известно, что Штайнер окончательно застрял севернее Берлина, возле канала Руппинер, где наступающие войска маршала Рокоссовского прорвались в западную часть города. И в-третьих, Венк все еще задерживался на юго-западе столицы, в последней попытке удержать фронт по линии Нимегк – Белиц – Ферх. Он старался собрать любые разрозненные формирования 9-й армии, прорвавшиеся или выскользнувшие из окружения, однако не мог продвинуться ни на шаг дальше этой линии.

Учитывая данную ситуацию, привел бы Гитлер в исполнение свою прежнюю угрозу покончить с собой? Ни в коем случае! Сейчас он думал не о самоубийстве, а об убийстве. Заявление «Радио Стокгольма» о том, что Гиммлер вел переговоры с западными союзниками, ближе к вечеру подтвердил более подробный и пространный репортаж агентства Рейтер, переданный по Би-би-си. Чиновник министерства пропаганды доставил перевод этих новостей в бункер.

«Гитлера охватил безудержный приступ ярости», – повествует Болдт. Этот акт «измены» пришелся как нельзя кстати: его поиски козла отпущения наконец-то увенчались успехом. Тем не менее фюрер был глубоко уязвлен тем фактом, что предатель принадлежал к руководству СС, а не к ненавистному офицерскому корпусу.