Русские в британских университетах. Опыт интеллектуальной истории и культурного обмена

По-другому обстояло дело с другим рельефом – профильным портретом Резерфорда. Он был помещен внутри здания, в приемном холле. Эрик Гилл не стремился к точному фотографическому изображению и стилизовал его, использовав контраст гладкой поверхности бюста и лица с волнистой линией волос и усов. Этот замечательный портрет неожиданно вызвал острую дискуссию. Некоторые из влиятельных в университете персон, в том числе физик Ф. Астон, утверждали, что портрет не похож на его оригинал. Более того, они утверждали, что Эрик Гилл придал Резерфорду еврейский нос, что было отзвуком антисемитской пропаганды, которая в то время развертывалась в Германии. Страсти разгорелись не на шутку. Наиболее консервативные члены университета требовали, чтобы портрет Резерфорда был снят.

В этих обстоятельствах Капица должен был проявить все свои дипломатические способности, чтобы спасти произведения Эрика Гилла. Об этом свидетельствует переписка между Капицей и Гиллом. В письме Гиллу от 21 марта 1933 года Капица писал: «Дорогой Гилл. Я уверен, вы одобрите то, как я сражался за ваш рельеф. Очевидно, он так не понравился некоторым влиятельным людям в университете, что они потребовали, чтобы рельеф был снят. В результате возникла острая дискуссия, и мне пришлось сражаться изо всех сил, я даже прочел им лекцию о современном искусстве, пытаясь объяснить им такую элементарную идею, как различие между фотографом и художником. Я не думаю, что заставил их мыслить по-иному, но мне удалось спасти произведение искусства, которое я так высоко ценю.

Я надеюсь, что сейчас все уже в порядке, но я все еще удивлен тому исключительно формальному отношению к искусству, которое распространено среди многих людей в этой стране. Раньше мне не приходилось сталкиваться с такой ограниченностью, но вам, по-видимому, приходится встречаться с ней часто. Я слышал, они хотят устроить шум вокруг вашей картины на Би-Би-Си, и я очень симпатизирую вам за то, что вы подвергаетесь нападкам за то, что остаетесь индивидуалистом в вашем творчестве».

В ответ Эрик Гилл писал Капице:

«Дорогой Капица.

На прошлой неделе к нам приезжал Хьюдж и рассказал о скандале вокруг портрета Резерфорда. Я очень сожалею об этом, в особенности потому, что это принесло вам неприятности. Хьюдж сказал мне, что это произошло потому, что некоторые, зараженные гитлеровским антисемитизмом, подумали, что я пририсовал Резерфорду еврейский нос. Конечно, это глупость. Особенность еврейского носа в том, что он выглядит не горбатым, а крючковатым. Горбатый нос – это особенность не евреев, а римлян, и такие носы обычно изображаются на классических портретах.

Я очень сожалею, что лорду Резерфорду пришлось пережить такое неприятное время. Пожалуйста, передайте ему мои сожаления и извинения. Шум на Би-Би-Си закончился. Старый идиот, который посчитал мой рельеф неприличным, получил афронт, так сказал мне по телефону один из репортеров.

Ваш навсегда, Эрик Г.» (22 мая 1933)

Характерно, что сам Резерфорд не был против рельефа Гилла. Он только пошутил, сказав, что если он выглядит таким образом, то его имя должно быть не Резерфорд, а «Резермонд», обыгрывая имя спонсора лаборатории – Монда. Но чтобы разрешить затянувшиеся споры, он порекомендовал Капице обратиться к Нильсу Бору как к третейскому судье, поскольку тот слыл знатоком современного искусства. Капица так и сделал. Он послал Нильсу Бору в Копенгаген фотографию рельефа и объяснил в письме ситуацию, которая создалась вокруг работы Гилла. В ответ Бор написал Капице:

«Я знаю, что невозможно судить о произведении искусства по фотографии и без того, чтобы не видеть его окружения. Однако, при всех этих оговорках, рельеф с портретом Резерфорда представляется мне чрезвычайно глубокомысленным и сильным. Поэтому я не поддержал бы критиков портрета. Если Резерфорд не возражает против него и если вам он нравится, то он оправдывает все ожидания. Я надеюсь, что портрет останется на своем месте на много лет и будет свидетельством той хорошей работы, которую вы сделаете в вашей новой лаборатории. Я еще не получит буклета, посвященного лаборатории, но я уверен, что получу его позже после того, как я вернусь из лыжной поездки, в которой я нуждаюсь для восстановления сил.

С уважением ваш,

Н. Бор».

В результате рельеф остался на месте. Можно сказать, что только благодаря Капице он не был снят и не попал в запасники какого-нибудь музея, где бы он в конце концов затерялся навсегда. Но помимо всего, вся эта история свидетельствует об отношении Капицы к искусству, его непримиримости ко всякого рода консерватизму, где бы он с ним ни сталкивался.

В письме к матери Капица, описывая историю с портретом Резерфорда, отмечает: «Забавный народ англичане – то, что я построил модернистское здание среди старинной готики и ее подражаний, им очень понравилось, а то, что я модернисто изобразил Резерфорда, их бесит».