Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

Основой связи между городом и волостью была волостная земля. Так, Кричевская волость жаловалась на то, что «державца вступает в ловы их властное звечистые».[313] Свислоцкая волость обладала своими «озерами звечистыми».[314] В 1496 г. вся Рославльская волость вела тяжбу по поводу захвата у нее боярами 7 сел и дубровы, являвшейся городским выгоном.[315] Здесь «единство по земле» города и волости проступает необычайно ярко, так как городским выгоном распоряжается вся волость. Это единство по земле было теснейшим образом связано с административно-тягловым единством. Город и волость совместно исполняли замковую повинность, отбывали подводную, «поднимали стациями» послов и гонцов господарских. На волость налагалась общая сумма, и «разруб» ее производился самой волостью.[316] Раскладку осуществляло вече, которое также было общим и также служило связующим звеном между городом и волостью.[317] Тесная связь дополнялась общностью волостной организации. «…Городские интересы поддерживал глава всей волости — старец или приказник».[318] Само название волостного главы адресует нас к седой древности. В Древней Руси IX — первой половины XI в. старцы градские — это «та племенная знать, которая занималась гражданскими делами, чем она и отличалась от князей и их сподручников бояр, профилирующихся прежде всего в области военной. Наименование "градские" они получили потому, что пребывали, как и следовало ожидать, от племенной знати в "градах" — племенных центрах».[319] Вполне возможно, что этот термин в ряде районов доживает и до столь поздних времен. Впрочем, для нас в данном случае важнее подчеркнуть, что старцы были общинной, выборной властью, которую избирали всей волостью.[320] Всякое покушение на это старинное право волости вызывало бурю протестов со стороны населения. В 1522 г. волость Борисовская жаловалась на наместника в подобных утеснениях: «У том нам кривду чинит: што ж как межи себе по весне, собравшися з мужми поспол, которого межи себе старца уставити хочем…».[321] Еще Г. Ловмяньский подметил, что в «русских» волостях (так еще иногда назывались Поднепровские и Подвинские волости. — А. Д.) выборная власть была общей для места и волости.[322]

Поднепровские и Подвинские волости, от которых сохранилось наибольшее количество документов, характеризующих общину,[323] — явление сложное по своему характеру. Дело в том, что в ней мы можем увидеть несколько слоев. Поздний пласт — тягловые функции общины. Характер и хронология источников обусловливают как раз с этой стороны ее более подробное освещение. Это не раз вводило в заблуждение исследователей. Касательно наших волостей М.К. Любавский, критикуя М.В. Довнар-Запольского, писал: «…описанный им (М.В. Довнар-Запольским. — А. Д.) поземельный строй сельской общины был не развалинами древнего общинного землевладения, а простым результатом развития заимочного землевладения… эта организания (община. — А. Д.) не архаическая, а сравнительно поздняя, хотя и с некоторыми архаическими чертами…».[324] Здесь мы солидарны с критикуемым автором и позволим себе не согласиться с М.К. Любавским. Нет оснований отрицать древность Поднепровских и Подвинских общин первой половины XVI в. Более того, в своей основе такая община — своего рода «модель» древнерусского города-государства, утратившая уже, естественно, свои государственные, властные функции. Сложившаяся ситуация способствовала здесь консервации древнерусских порядков вплоть до XVI в. «Заброшенные среди лесов и болот, большею частью удаленные от главных водных артерий, волости, быт которых поддается наиболее подробной реставрации, не играли политической роли, их грады не приобрели торгового значения: такими же уединенными организациями они перешли во власть великих князей литовских и вошли в состав господарских волостей, — писал М.В. Довнар-Запольский.[325] Сам М. К. Любавский, не замечая этого, раскрывает «тайну» Поднепровских и Подвинскнх волостей: «И самая живучесть крестьянской волостной организации… и наибольшая полнота ее развития объясняются, кроме других причин, также и слабым развитием военно-служилого шляхетского землевладения в названных волостях…».[326] Мысль, с нашей точки зрения, совершенно верная. Но заставляет сделать и другой весьма важный вывод: подобного типа волостная община была в более ранние времена распространена гораздо шире. Об этом свидетельствуют и многочисленные сообщения о «старцах» и непосредственные свидетельства сохранения подобного рода общины в других районах ВКЛ.