Музыкант хватал морские раковины – рогатые с перламутровым лоном, свернутые в фиолетовые спирали, плоские, с радужными створками. Подносил к губам, извлекая из раковин переливы и свисты, бурлящее бульканье и нежный посвист. Казалось, звенит и рокочет горный водопад, ревет морская буря, плещет о скалы волна, булькает болотная топь. Вся мировая вода откликалась на песню перламутровых флейт, рожков и свирелей. Ломались льдины замерзших рек. Поднимались в лазурных морях темные бури. Взметались в океанах зловещие цунами. Воды выходили из берегов, проливались из небес, били несметными ключами из земных толщ. А волшебник, повелитель вод, будил стихию своими горловыми стенаниями, певучими воплями, бурлящим клекотом. Всплывали из пучин глубоководные чудища, выплескивались под звездами серебряные рыбины, извивались донные гады, и в огромных воронках тонули корабли.
Серж чувствовал, как гудит и плещет в нем кровь. Он был рыбой с растопыренными плавниками. Ныряющим в глубинах китом. Морской звездой. Ночной светящейся водорослью. Поющие раковины звали его в моря, где зародилась жизнь.
Музыкант прижал к губам бычий череп, просунул язык сквозь звериные зубы внутрь костяной головы и издал свирепый рев, переходящий в умоляющий стон, в нежный зов. Словно лесной великан звал соперника на битву, выкликал пугливую подругу. И в ответ взревели все дикие звери лесов, заголосили все птицы вершин, зашелестели все змеи камней. Чародей и колдун кричал в глубину пожелтелого черепа, и на этот вой бежали стада лосей и оленей, мчались волчьи стаи, летели разноцветные тучи бабочек. Вся земная, видимая и незримая жизнь стремилась на эти призывные звуки.
Серж чувствовал, как расширилось и стало огромным сердце. Сладость и сила наполнили его плоть. Звериная воля обуяла его, и он был готов идти за этими первозданными звуками, проламываясь сквозь чащи, пробираясь болотами, переплывая озера и реки.
Черноволосый музыкант метался среди своих амулетов. Ударял в деревянный клавесин. Дул в гулкие раковины. Кричал в бычий череп. Хлопал ладонями в желтые бока сухой тыквы. Колотил в кожаный бубен. То сгибался и свертывался, как пружина. То распрямлялся, стараясь взлететь. Вертелся вьюном, дрожал, бешено трясся, обливаясь потом. Закатывал глаза, так что оставались видны только голубые белки. Скалил зубы, сквозь которые излетало пламя.
Звуки то сливались в бессмысленную какофонию, то обретали стройный грохочущий ритм. Этот ритм порождал вибрацию, волновал и рябил пространство. Вибрация заставляла дрожать стаканы и рюмки, туманила лампы светильников. Сидящие за столиками люди притоптывали ногами, стучали кулаками. Официантка Астор, сладко закрыв глаза, пританцовывала на месте, словно в ней ожили стуки тамтамов, пляски ее африканских предков.
Сержу казалось, что его захватили могучие ритмы мира. Его сердце, дыхание созвучны приливам и отливам морей, восходу и заходу солнца, фазам луны и смене времен года. Эти ритмы управляли планетами, историческими циклами, приходам рас и культур. Вибрация сотрясала древние склепы, кости умерших пророков, прах разрушенных храмов. Это были ритмы, сотворившие мир, и ритмы его неизбежного конца. Их нарастающая сила, их непомерная мощь раздвигали пределы разума. Набухали черепные швы, лопались и расходились кромки. Открывались проемы, и начинали дышать другие, непознаваемые миры, от соседства с которыми мутился ум, сладко останавливалось сердце, цепенело в ужасе и восхищении. Серж, словно в обмороке, был готов узреть свое скрытое будущее, ту пугающую реальность, которая подступила к нему, опасно приблизилась, присылала пугающие видения.
Но звуки шаманской музыки смолкли. Музыкант обессилено рухнул, и над ним, покачиваясь, мерцали раковины, деревянные дощечки, рогатый бычий череп.
Через минуту музыкант поднялся и, белый как мел, ушел со сцены.
Серж сидел потрясенный. Сокровенные, внеразумные миры отступили. Кромки реальности сомкнулись, как черепные швы, спрятав непостижимую тайну.
– Вот это да! – произнес Вавила, выдувая из моржовых усов звук облегчения, словно вынырнул из глубины и набирал в легкие воздуха. – Этот парень может нам пригодиться в нашем проекте. «Русский рай» – это собрание пермских деревянных скульптур, то ли православных святых, то ли языческих идолов. Возьму на заметку этого Нилова. Так мы пойдем к Кериму Вагипову?
– Куда? – рассеянно спросил Серж. В нем все еще пребывало разочарование от несостоявшейся встречи с иными мирами.