Русский

– Но здесь может родиться образ «Русского ада», – спокойно заметил Вавила, делая глоток из стакана. – Видишь ли, к Богу можно приближаться с двух разных сторон. Не важно с какой, лишь бы приближаться. Можно постоянно уменьшать материю в себе и вокруг, становиться все духовней и бестелесней, пока не превратишься в чистый свет и сольешься с Богом. Но можно постоянно увеличивать материю в себе и вокруг, сгущать ее до тех пор, пока она не превратится в первичную глину, в которую Бог еще не вдохнул свет. Таким образом, к Богу можно приблизиться через свет. А можно через тьму. Через рай или ад. Лукреций Кар создает препараты, уменьшающие в человеке материю. Но он может создавать препараты, которые увеличат ее непомерно. Он хочет направить психику в лучезарные миры, но может ее направить в темные антимиры.

– Так значит, Лукреция Кара похитил тоже ты? Заставляешь его работать в своей адской лаборатории?

– Ты угадал.

Вавила был философичен. Замысел, ради которого он похитил Сержа и Лукреция Кара, был не просто коммерческим проектом, он воплощал космогонию, о которой Серж имел слабое представление. Средневековую космогонию ада, которую описывали фрески Страшного суда на западных стенах храма.

– В чем же смысл твоего сатанинского проекта? – спросил Серж, и испугался, не задел ли он Вавилу своим язвительным вопросом.

– В Курской области есть старый карьер огромных размеров, откуда уже вычерпали всю железную руду. – Вавилу не покоробило слово «сатанинский», и он принялся объяснять: – Ты, должно быть, видел такие карьеры – лунный кратер, воронка, ведущая в центр земли. Керим Вагипов купил этот заброшенный карьер и хочет создать в нем то, что я назвал «Русским адом». Это будет суператтракцион, магический театр и, если угодно, своеобразный храм, в котором люди приближаются к Богу не из небесной лазури, а из черной магмы земли. Храм, опрокинутый своей вершиной в мертвую материю. Ярусы этого храма сужаются к центру земли по спирали, и на каждом ярусе происходит своя мистерия, как в кругах Дантова ада. На верхних ярусах – римские оргии, дионисийские таинства, содомские игрища. На нижних ярусах – ритуальные жертвоприношения, какие практиковали ацтеки и инки, инквизиторские пытки, мучения в концлагерях и газовых камерах. Чем ближе к центру кратера, тем сильнее страдания, острее наслаждения плоти. На дне воронки, а значит, в опрокинутом куполе храма плещет огненное озеро, из которого под вопли казнимых, хруст костей, стоны оргазмов поднимается божество, прекрасное, всеведающее и всесильное. Вот замысел в общих чертах. Но он требует грандиозной метафоры, на которую способен лишь ты. И он требует психотропных препаратов, создающих галлюцинации, и для этого существует Лукреций Кар.

Сержу стало жутко – не от самого рассказа Вавилы, а оттого, что этот кратер уже являлся в его воображении. Там, на рынке, среди торговых рядов, когда у ног его разверзлась пропасть, как опрокинутая в центр земли Вавилонская башня. И в отсеке со стиральной машиной, где подземная железная музыка вырезала фрезой чудовищную воронку, повторявшую своими спиралями башню Татлина. Значит, образ ада уже гнездился в его сознании. Среди лучистых прозрений и космических преображений существовала кромешная тьма, в которую погружалась его душа.

– Но кому это нужно? Кто отправится в курское захолустье на какой-то старый карьер? – спросил Серж, стараясь изжить из себя воспоминание о черных видениях, вырвать из рассудка эту впившуюся стальную спираль.

– Ты ошибаешься, гений. Есть очень богатые люди, богатые общины, разбросанные по всему миру, которые готовы стекаться к этому храму, как христиане стекаются к Гробу Господню, а мусульмане – к священному камню Кааба. Религия, о которой я говорю, уже народилась и нуждается в своем алтаре.

– Но разве такое возможно в России?

– В современной России все возможно.

Серж испытывал неведомое прежде страдание. Он был далек от политики, не выходил за пределы легкомысленной пестрой среды, состоящей из богемных художников, острословов, веселых прожигателей жизни, для которых угрюмые пророчества о гибели России, о злодеях, захвативших страну, о вымирающем народе были дурным безвкусным бормотанием, набившем оскомину, лишенным поэтического смысла и художественного содержания. Но все, что случилось с ним самим: существование чудовищного подземелья в центре Москвы, с пытками и казнями, с безмолвными рабами, которых, как зверей, отлавливают среди московских площадей и проспектов, – это показало ему другую, подземную Россию. Над этой подземной страной золотятся главы церквей, несутся роскошные автомобили, звучат заверения политиков и проповеди властителей дум. Теперь же, узнав о замысле адского храма, о торжестве сатанинской церкви, которая вьет гнездо в самом центре России, он почувствовал всю безысходность русской судьбы, всю беззащитность и обреченность Родины, захваченной беспощадными колдунами.

– Ты думаешь, в твой храм потянутся люди?