Русский ад. Книга первая

– Будет. Обязательно будет, – заверил Боднарук. – Вы такой боевой, Алексей Андреевич, в вас столько энергии… я бы к Кремлю вас близко не подпускал. Если боевого петуха все время держать на балконе, что петух сделает? Правильно, Алексей Андреевич: он обгадит весь балкон.

– Да уж… – машинально согласился Алешка. – А вы петух.

– Я?!

– Боевой.

Алешка плохо спал сегодня, но быстро, с каждой секундой, приходил в себя.

– Кремль, Алексей Андреевич, это камера пыток, – продолжил Боднарук, – только в коврах, давно не чищенных, и в хрустале. Там, в Кремле, есть разные башни. Штук восемь, по-моему. Есть Спасская башня. Для парадов. Для картинки. Есть Пыточная. Это для своих. В Пыточную, говорят, Коржаков экскурсии водит. Чтобы головы продуть. А там так душно, Алексей Александрович… кирпич, говорят, плачет.

– Андреич я… – хмуро поправил Алешка.

– Не имеет значения, – махнул рукой Боднарук. – Если решитесь, – не порывайте связи с газетой. Пресс-служба Президента – контора серьезная, если будет возможность делиться информацией, мы первые: гонораром не обидим.

Алешка встал:

– Правду сказать, Николай Давыдович? О пресс-службе Президента я узнал… от вас. Клянусь!

Боднарук ухмыльнулся:

– Но вы же брали интервью у Бурбулиса! А Бурбулис, дорогой, все решает с первого взгляда. Человек как пик демократии. Опереточный герой. В оперетте, Алексей Андреевич, все решается с первого взгляда.

– Что «все»?!

– Все. И за всех.

Алешка опешил:

– Я откажусь.

– Не откажетесь! От такой работы, дорогой, умные люди не отказываются. Тем более у вас нет квартиры в Москве. А теперь будет. Вот увидите!

Алешка похолодел:

– Так что, меня… выгнали?

– Не выгнали, Алексей Андреевич, а передали в хорошие, надежные руки, в соответствии с пожеланием руководства России.

– Могу идти, Николай Давыдович?

– Можете. Вы теперь все можете, дорогой…

В коридоре, даже у окна, где вечно валяются окурки, никого не было.

«Выгнали! – Алешка плюхнулся в кресло. – Пинком под зад, с переводом в Кремль…»

Он знал, что идти к Голембиовскому бессмысленно. Боднарук был идеальным заместителем главного: он действительно замещал Голембиовского, если сам Игорь Несторович не хотел мараться или тратить время на неприятные беседы.

«Все равно пойду! – Алешка упрямо мотнул головой. – Хуже не будет! По завещанию в случае моей смерти вы получите удовольствие!»

Он быстро спустился к себе в кабинет. Какое счастье, господи! Дверь закрыта, никого нет…

«Во-первых, звоню Бурбулису. Прямо сейчас. Меня без меня женили – пойди пойми человеческую жизнь. Или это закон: заметив, что невеста беременна, в загсе спрашивают согласие только у жениха? Я что, писал заявление на перевод? Пусть Голембиовский объяснит! Удовлетворит меня… отказом…»

Голембиовский когда-то рассказывал Алешке, что в Малом театре был такой директор – Солодовников. Его только-только назначили, а актеры уже ринулись к нему косяком! Кто звание просил, кто квартиру, кто зарплату… Аудиенция продолжалась одну-две минуты, люди выходили из кабинета совершенно счастливые:

– Разрешил?!

– Не-а, отказал. Но как!

«Я удовлетворил его отказом», – часто повторял Солодовников…

Заорал телефон. Почему в редакциях телефоны не звонят, а именно орут?

Алешка протянул руку, но трубку не снял. – Нет-нет, не до звонков, сейчас надо сосредоточиться, все обдумать…

А телефон орал как резаный, – так, будто и в самом деле хотел сказать что-то очень важное.

– Алло! – крикнул Алешка.

– Господин Арзамасцев? Отлич-нень-ко!! Здравствуйте нам! Очень рад слышать! Это Недошивин, помощник Геннадия Эдуардовича… Помните меня? Радостная весть: Геннадий Эдуардович ждет вас в час дня завтра…

«Да что происходит, черт возьми?!»

– Спасибо, – пробормотал Алешка. – Пропуск закатите, а то ведь не дойду…

Ну что вы, что вы, Алексей Андреевич! Пропуск будет у меня в руках, а я встречу вас прямо на КПП, у Спасской башни…

8

Этот день – 22 сентября 1991-го – Геннадий Эдуардович запомнил на всю свою жизнь, как и Ельцин.

Вот когда началось главное движение: 22 сентября 1991-го, год назад.

…Дорога в Архангельское, на дачу, была не самой приятной: Тушино, промышленный район, жуткие окраины Москвы. Бурбулис очень устал и хотел спать. «Идите домой… – бросил ему Ельцин. – Идите домой…» Бурбулис настолько хорошо изучил Ельцина, что кожей, вот просто кожей чувствовал, когда Борис Николаевич им недоволен. Все инстинкты у Бурбулиса были натренированные, как у насекомого. Но все-таки Геннадий Эдуардович был романтиком; он искренне верил в новую Россию, он любил Ельцина больше, чем своего отца. Ельцин олицетворял в его глазах надежду России, ее будущее счастье – уже на века.

Россия всегда жила плохо. Хватит жить плохо! Да здравствует счастье! Да скроются коммунисты и их социализм! Ради этого счастья Бурбулис был готов на все.

Абсолютно на все.