Русский ад. Книга вторая

Накануне вечером Нечаев гулял в Москве на презентации (так это теперь называется) рыбного ресторана «Сирена». Что-то было несвежее — устрицы, наверное. Вместе с ним гулял и министр юстиции Федоров, настоящий гурман, но он — вроде ничего, сидит как огурчик, даже что-то рисует, от скуки, на листе бумаги…

Может, Федоров не любит устрицы?

— По добыче угля Россия скатилась, товарищи, на уровень 1957 года, — напомнил Лужков. — Это же… совершенно ненормальная ситуация! По производству металлорежущих станков и выпуску тракторов мы сейчас находимся на уровне довоенного 1931-го! По кузнечно-прессовым машинам и зерноуборочным комбайнам мы опустились в 1933-й, а по производству кирпичей Россия отброшена правительством на уровень 1953-го года…

Ельцин побледнел.

— Дайте… ваши расчеты, — попросил он. — У вас все?

— Отдельный вопрос — производство шерсти. По шерсти мы сейчас… в 1880 году. По пиломатериалам мы ушли на объемы 1930-го, а по товарным вагонам и производству тканей Россия сейчас в дореволюционном, 1910-м году!

— Откуда у вас эти цифры?

— Госкомстат России.

Ельцин разозлился.

— А почему мне их не ложат?

— Вот я и говорю… — тут же подхватил Лужков. — Работа Госкомимущества провоцирует в стране социальный взрыв невиданной силы. Считается, что новый собственник обязательно вложит в эти заводы деньги. В погоне за прибылью, так сказать. А если не вложит? Где гарантии? Как сказал недавно один господин: «В этом мире никто никому не друг, потому что все мы здесь конкуренты!»

— Это Миша Фридман сказал, — хихикнул Авен. — Наш товарищ. Фридман пошутил, Юрий Михайлович! Не надо мрачности!

— Но из спекулянта не появится новый Косыгин, — возразил Лужков. — У спекулянта мозги по-другому устроены! Например, наш завод Орджоникидзе. Флагман, Борис Николаевич, российского станкостроения.

— Я знаю, — согласился Президент. — И шта-а?..

Ельцин, кажется, поборол усталости, словно какой-то внутренний голос твердил ему: хватит голову нурить, не огорчаться, не огорчаться, не огорчаться…

— Докладываю: в результате ваучерной приватизации, Борис Николаевич, контрольный пакет акций завода, полностью оборудованного суперсовременными станками с числовым управлением, приобретают два банка: «Оргбанк» и «Кэибанк». Комитет по антимонопольной политике признал эту сделку недействительной, но банки успели выгнать за забор более 70 % высококлассных рабочих и полностью сменили совет директоров.

В итоге произошло обвальное падение производства. В 91-м году завод выпустил 185 агрегатных станков. В этом — 27. Полностью сорваны поставки «смежникам»: «Москвич», КамАЗ, Россельмаш и ЗИЛ. Следовательно, эти гиганты вот-вот встанут.

— А люди?.. Куда им идти, Борис Николаевич? На баррикады?

Что-то попытался было сказать Черномырдин, но его опередил Шумейко:

— Пока не было ни одной забастовки, Юрий Михайлович! Нигде!

— Народ терпелив, запрягает медленно, зато скачет быстро, — согласился Лужков. — У меня вопрос к господину Нечаеву. Разрешите, Борис Николаевич?

— Давайте!

— Вы в курсе ситуации? На Орджоникидзе?

Ельцин внимательно смотрел на Нечаева. Значит — надо отвечать. Нечаев поднялся:

— Борис Николаевич! Господа! Завод им. Орджоникидзе вошел в принятую Верховным Советом программу разгосударствления. И через аукцион попал в руки банков. При чем здесь государство, если завод теперь — частный объект?

…Учителем Лужкова был великий Кастандов, «человек, опередивший время», как говорил — и писал — о нем сам Лужков. В любом споре Кастандов стоял как скала. Упрямство Лужкова — тоже от Кастандова. Это он научил его ставить перед собой совершенно невыполнимые задачи. А главное, не сгибаться под их тяжестью — искать, искать, искать решение.

Кастандов не раз говорил Лужкову, что особенно хорошо ему думается за… приготовлением еды. Может быть, поэтому в выходные дни Леонид Аркадьевич сам ходил на рынок, выбирал продукты, сам готовил хаш, плов, шашлык…

— Банки, — гремел Лушков, — дали за завод Орджоникидзе 500 миллионов рублей. А реальная стоимость его основных фондов — 800 миллиардов. Плюс — 22 многоквартирных дома, 2 детских садика, 2 общежития, база отдыха в Анапе, пионерский лагерь в Румянцево, три профилактория, причем один в Барвихе….

Чубайс оторвался наконец от своих бумаг:

— Возразить можно, господин Президент?

— Не надо, — буркнул Ельцин. — Потом скажете.

— Мне что же… за дверью подождать, пока Юрий Михайлович кончит?!

— Не кончит, а закончит, Толя, — поднял палец Полторанин. — А когда Юрий Михайлович закончит, я начну. И ты сегодня точно без обеда остаешься…

— Я заканчиваю, товарищи, — сообщил Лужков. — В модели, предложенной нам Госкомимуществом, нет, на мой взгляд, главного: нет мотивации к труду. Если мои ботинки обошлись мне в сто рублей, я с них долго-долго буду пылинки сдувать. Но если я схватил их за две копейки на распродаже, десять пар сразу… — чего тогда их беречь?