Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Все суточное богослужение он вычитывал всегда один и пребывал всегда в страхе Божием. В свой монастырь (Иверон) по совету своего духовного руководителя, опытного иеромонаха отца Феодосия (Эристави), ходил очень редко, только на двунадесятые праздники. Частое хождение должно было повлечь за собой и нежелательные знакомства с монастырскими монахами и паломниками, а любое ненужное общение с людьми могло дать пищу для пересудов и осуждения, что для отца Григория казалось, как и есть на самом деле, смертным грехом.

Наконец после 35-летнего строгого подвижничества настало для отца Григория время отшествия в нестареющую вечность. В субботу вечером 6 января 1890 года отец Григорий пожелал сходить в монастырь. Повидался там со всеми старшими братиями, поговорил, попросил благословения и святых молитв. Отсюда отправился к бывшему Константинопольскому (1878–1884) Патриарху Иоакиму ІІІ, пребывающему на покое на Святой Горе на расстоянии менее часа ходу от Иверского монастыря. Не застав Патриарха, отец Григорий возвратился домой. На другой день, в воскресенье, во время вечерни он плакал особенно долго. Затем заболел и два дня находился в бесчувственном состоянии. Когда он очнулся, то исповедовался и приобщился Святых Христовых Таин – Тела и Крови Христовых. По его личному желанию в воскресенье, 14 января, пришел к нему его духовный руководитель с Богословской Грузинской кельи иеромонах отец Феодосий.

Отец Феодосий, зная из святоотеческих писаний, из рассказов других и из своих наблюдений, что коварный враг человеческого спасения во всю жизнь не оставляет возможности строить козни и сплетать сети для подвизающихся, а в особенности в предсмертные минуты весьма заботится как-нибудь уловить в свои сети «аще возможно, и избра́нные» (Мф. 24:24; Мк. 13:22), старался ободрить и возогреть в умирающем веру и, указывая ему на распятие, сказал: «Вот смотри теперь на распятие Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя всего рода человеческого». Изнемогающий отец Григорий с умилением взглянул на изображение Распятого за грехи всего мiра, и луч радости блеснул на его лице. Это ясно показало, какой живой верой он был исполнен и что он отходил в вечность в надежде на милосердие Божие. Так напутствованный таинством евхаристии 14 января 1890 года схимонах Григорий мирно предал дух свой в руки Божии.

Иеросхимонах Евгений (Дурново)

Иеросхимонах Евгений был сыном генерала и находился в родстве с министром внутренних дел Российской империи Иваном Николаевичем Дурново (1834–1903). Сам был военным и в чине поручика участвовал в обороне Севастополя 1853–1855 годов. Был высокообразованным человеком и говорил на нескольких языках.

После отставки с военной службы поступил в Николо-Угрешский монастырь в России, где был пострижен в монахи и рукоположен в иеромонаха. Был учеником и келейником архимандрита Пимена, настоятеля Николо-Угрешского монастыря, а впоследствии был благочинным, уставщиком и регентом.

Приехал на Афон в конце 1876 году паломником, но начавшаяся Русско-турецкая война не позволила ему вернуться домой. Поселился в отшельнической каливе в Кавсокаливском скиту. Краткую историю его жития на Афоне передает нам отец Денасий (Юшков): «В недавнее время тут же, в Кавсокаливе, безмолвствовал с учеником некто отец Евгений, иеромонах Угрешского монастыря, и уже много лет посильно подвизавшийся на Святой Горе. Но после некоторых неудобств, причиненных его душевному мiру, он продал свою келлию, а полученную за нее сумму всю целиком украл у него ученик, который скрылся затем неизвестно куда. Теперь [в 1889 году] он отшельничествует на Капсале в небольшой каливе, находящейся в очень безлюдном месте. При ней небольшой виноградник, несколько деревьев черешни и одна смоковница. На Афоне он не литургисал, жил очень скромно». [508] Последние годы своей жизни отец Евгений провел на келлии святых Архангелов на Капсале.

Отец Евгений активно сотрудничал с библиотекарем Пантелеимонова монастыря отцом Матфием, помогал ему в собирании древних книг и рукописей, давал ему советы по издательскому делу и переписывался с ним [509] по духовным вопросам. Проявляя крайнее смирение, он в одном письме называет себя бездельником, на что отец Матфий в ответном письме, видимо, с этим не был согласен. И тогда отец Евгений в следующем письме объясняется, что он имел в виду: «Дело-то это давно уже испытано, главная причина, конечно, недостаток иноческого капитала – блаженного смирения, привычка к распорядительной части и в мiру, и в монастыре, да трудненько не служащему попу, да еще старику тянуться с молодыми людьми на послушаниях... Искательности я не подвержен, благодарю Бога, хотя и получил уже на Афоне не раз приглашения на настоятельские места в России, но, зная свои немощи и помня совет святых отцов (святого Варсонуфия Великого), что „немощному несть иной стези ко спасению, кроме бегства и смирения“, я уклоняюсь от почестей, а нахожу удобнее пресмыкаться под спудом смиренномудрия». [510]