– Подожди, Нина, подожди, – прервал её Борис, полагая в душе, что будь он студентом, то, как и они, вряд ли бы не обратил внимания на геометрическую стройность Нининых ног, – в той прежней московской жизни качество работы преподавателя оценивалось по академической успеваемости его студентов. Не так ли?
– И что из этого следует? – взволнованно спросила Нина.
– А то, уважаемая коллега, – менторским голосом провозгласил Борис, – что в новой, уже израильской, жизни надо менять ориентиры.
– И как их прикажете менять, доктор Буткевич? – иронично справилась Нина.
– Смотрите, достопочтенная доктор Могилевская, – в тон ей ответил Борис, – итог нашей работы здесь подводится исключительно на основании того, что скажут о нас те, кого мы обучаем.
– И ты считаешь, что это правильно? – возмутилась Нина.
– Объективно это или субъективно, демократично или не демократично, – откликнулся Борис, – не нам судить. Это то, что есть, и мы с тобой должны принимать это как должное.
– Так что прикажешь смириться с этим, – вспылила Нина, – и идти на поводу у своих же студентов, наступив при этом на горло собственной песне.
– Прошу тебя, Ниночка, – улыбнулся Борис, – побереги, пожалуйста, своё горло. Ну, а если серьёзно, здесь надо выбирать середину, которую принято называть золотой.
– И, как же найти это самое золото? – деловито осведомилась Нина.
– Да не так уж и сложно, я, например, – ответил Борис, – выбрал для себя, широко применяемую в педагогике, политику кнута и пряника. Кнут мой заключается в том, чтобы строго, жёстко и объективно, без всяких послаблений, без ни какого попустительства оценивать знания студентов.
– А что тогда включает в себя пряник и как сделать, чтобы он не раскрошился? – спросила Нина.
– А это уж совсем просто, – просветлел Борис, – надо быть со студентами доброжелательным и отзывчивым, чувствовать, что они хотят от тебя и всегда быть готовым прийти к ним на помощь.
Так сложилось, что уже на следующий день хвалёным пряником чуть ли не накормили Бориса. После лекции в тени кипарисового дерева его поджидал один из его студентов, лицо которого, если и не выражало мировую скорбь, то, по крайней мере, демонстрировало страдание и печаль.
– Что с тобой, Шимон, случилось что-нибудь, – сочувственно спросил у него Борис.
– Случилось, ещё как случилось, – плаксиво заканючил он, – я получил на вашем экзамене оценку 38 (соответствует несокрушимой «двойке» по советской градации).
– Это неприятно, – согласился с ним Борис, – но от этого ещё никто не умирал.
– А вот я непременно, если и не умру, – продолжал хныкать Шимон, – то получу неизлечимую травму.
– Кто же это собирается тебя избивать, – невпопад рассмеялся Борис.
– Да вы ничего не понимаете, – не на шутку рассердился он, – отец, когда узнает о моей оценке, то непременно выгонит меня из дому.
Борис замолчал, собираясь с мыслями, чтобы ответить своему расстроенному собеседнику. Однако он, не давая Борису времени на раздумья, продолжал:
– Отец тяжело работает, чтобы оплачивать мою учёбу, а я вот взял и провалил первый же экзамен.
Ну а дальше пошли уже стандартные, свойственные студентам всего мира, которые не сдали экзамен, благие заверения:
– Да поймите, Борис, я весь семестр посвятил себя изучению геодезии, я, действительно, учился, не ходил на дискотеки, не играл в футбол и даже не встречался с девушками.
– Чем я могу вам помочь в этом случае? – участливо спросил его Борис.
Уловив в голосе своего преподавателя нотки слабины, Шимон тут же проронил:
– Да вам ничего не стоит исправить поставленную мне оценку на положительную.
– Послушайте, меня, милейший, – резко оборвал его Борис, – даже, если бы я очень захотел исправить вам оценку, которая как в компьютерном, так и в бумажном виде фигурирует во всех документах, это невозможно сделать.
– Как это невозможно, – хитровато улыбнулся Шимон, – в нашем деле ничего невозможного нет. Вы забыли, что по существующим правилам студент может подать апелляцию на полученную оценку.
В его словах была весомая доля правды. Дело в том, что в Израиле в отличие, от приказавшего уже долго жить, СССР, где преподаватель был всегда прав, студент имел полное право обжаловать оценку, выставленную ему на экзамене. Здесь не следует забывать, что экзамен письменный и все замечания преподавателя – прозрачны. Учителя не инопланетяне, которые свалились с неба, а обычные люди, которые имеют право на ошибку и иногда эту ошибку допускают. Другими словами, если студенту удаётся доказать, что преподаватель не прав, то последнему не остаётся ничего иного, как исправить, поставленную ранее, оценку. И это признаётся вполне легитимным действием. Борис, тронув Шимона за плечо, осторожно спросил:
– Вы полагаете, что я неправильно выставил вам оценку?
– Да нет, что вы, всё правильно, – усмехнулся он, – просто я подам апелляцию, а вы поставите мне 56 (проходная оценка), сделав вид, что ошиблись при проверке.