Русский акцент

Симпозиум проходил на территории бывшего учебного центра Прикарпатского военного округа. В то время как большинство участников из Украины и России размещали в комнатах, переоборудованных из солдатских казарм, заграничных гостей старались поместить в жильё получше. Борису досталось что-то похожее на люксусовый апартамент, состоящий из кухни, салона и спальни. Так получилось, что профессор Буцько пригласил его к себе в номер, в котором размещались пять кроватей, взятых, очевидно, ещё из старой солдатской казармы. В комнате размещались ещё четыре сотрудника профессора. Когда Борис вошёл туда, его поразила картина, похожая на известное полотно художника Перова «Охотники на привале». Только здесь это была не картина, а реальная натура. В роли охотников выступали преподаватели кафедры геодезии во главе с её заведующим, профессором Буцько. Привал являл собой небольшую паузу перед началом пленарного заседания конференции. Ну а функцию привального покрывала с картины материализовала небольшая доска, положенная между кроватями. Она же и заменяла стол. Трофеи, изображённые на картине русского художника, были несравненно скромнее еды, накрытой на импровизированной доске. В её центре в противовес еврейской маце возвышался пасхальный кулич, обрамлённый крашенными в разные цвета яйцами, которые почему-то называли писанками. Умопомрачительный запах исходил от домашней копчёной колбасы, буженины и различных огуречных, помидорных и грибных засолов. Разумеется, все эти яства окружал каскад бутылок, наполненных то ли водкой, то ли, более дешёвым, самогоном. Когда Борис увидел этот живописный натюрморт, которому приличествовало название «В тесноте да не в обиде», он не выдержал и предложил:

– Господа! Ну, зачем же так стеснять себя, приглашаю всех к себе в номер. У меня там и стол, и стулья, посуда, в общем, всё, что необходимо для пасхального торжества.

На это уважаемые господа чуть ли не в один голос произнесли:

– Спасибо, дорогой, за приглашение. Но, поверь, нам так удобнее и привычнее. Извини, но как-то не привыкли мы ещё к хоромам и большим гостиным.

Удивлению Бориса не было предела, однако монастырь был чужой и соваться туда со своим уставом не следовало. Впрочем, на раздумья время Борису никто не оставлял, а профессор Буцько его даром не терял. Он приподнял свою чару и проникновенно сказал:

– Я хочу, чтобы мы выпили за нашего дорогого гостя из Израиля, за нашего коллегу, доктора Буткевича!

У Бориса кружилась голова от ещё автобусного возлияния, часы уже показывали двенадцать пополудни, а он ещё ничего не ел. Дальнейшее потребление пасхального алкоголя грозило обернуться неприятностями. С другой стороны, Борис не родился вчера, он всё-таки вырос в государстве, которое называло себя союзом советских республик, одной из которых являлась Украина. Поэтому совершенно ясно отдавал себе отчёт, что вслед за его отказом от выпивки неизменно последует тирада одного из присутствующих, примерно следующего содержания:

– Это что ж получается, доктор Буткевич? Получается, что вы нас не уважаете, не уважаете украинский народ, не уважаете наш пасхальный праздник.

Борис даже очень уважал украинский народ и все приличествующие ему атрибуты. Однако в этот день, когда за раскрытым окном доносился праздничный колокольный звон близлежащей церквушки, его нутро уже не было способно принимать спиртосодержащие напитки.