Русский американец

   -- Ну, не тяни волынку, ступай, исполняй, что тебе приказывают! Одень Анастасию Гавриловну и скажи, что я спрашиваю ее, повидаться с ней хочу.

   -- Ты спрашиваешь? А кто ты? Как попал?

   -- Ступай, старая ведьма, мне недосуг с тобой говорить. Ну! -- крикнул на старушку Тольский.

   -- Иду, иду!.. Господи помилуй...

   Старушка Мавра, шатаясь от страха, направилась в комнату своей питомицы. Тольский последовал за ней, решив действовать твердо и неуклонно и ни перед чем не останавливаться.

   Настя в своей горенке спала безмятежным сном, и немалых трудов стоило Мавре разбудить ее.

   -- Что ты, няня? Зачем будишь меня? -- с неудовольствием спросила молодая девушка.

   -- Встань-ка, Настюшка! Встань-ка, золотце мое! Тебя спрашивают.

   -- Да ты, няня, с ума сошла? Кто меня ночью станет спрашивать?

   -- Я... я спрашиваю! -- раздался звучный голос Тольского.

   Молодая девушка испуганно раскрыла свои красивые глаза и дрожащим голосом спросила:

   -- Няня, кто же это?

   -- Я и сама не знаю, не ведаю. Чернобородый, словно цыган, глаза как уголья горят; озорной такой. Видала я его где-то, да не припомню, страх память-то у меня отбил, -- проговорила старушка, помогая одеваться Насте.

   Настя быстро зажгла свечку и приотворила дверь своей горницы. Около двери стоял Тольский.

   -- Как, это вы? -- воскликнула молодая девушка, пораженная неожиданностью. -- Да как вы очутились здесь в такое время? Ведь у нас все заперто. Кто пустил вас?

   -- Меня никто не пускал, я сам пришел, или, скорее, любовь к вам привела меня сюда, а перед любовью никакие запоры не устоят.

   -- Что же вам надо?

   -- Мне надо вас... Пойдемте, нас кони ждут.

   -- Как вы смеете? Я позову людей!

   -- Ваши людишки крепко спят и вашего зова не услышат. Эй, старая карга! Подай боярышне шубейку.

   -- Я никуда не пойду с вами!.. Подите вон! -- с гневом крикнула молодая девушка, и ее глаза сверкнули недобрым огоньком.

   -- Пожалуйста, не возвышайте голоса, меня вы этим нисколько не испугаете, а грудку свою надсадить можете. Ну, одевайтесь и едем, не заставляйте меня употреблять насилие!

   -- Бесчестный, гадкий человек! Вы хуже подорожного разбойника... Врываетесь ночью в дом и нападаете на беззащитную девушку.

   -- А кто заставил меня решиться на это? Кто? Я предлагал вам выйти за меня замуж, вы отвергли меня. Но я не таков; обид не забываю и за обиду привык платить той же монетой. Эй, Кудряш! -- крикнул Тольский.

   Перед ним, как из-под земли, вырос его слуга.

   -- Возьми эту красотку; запри ее где-нибудь, чтобы не мешала, -- насмешливо сказал ему Тольский, показывая на обезумевшую от страха Мавру.

   Тот схватил старуху, втолкнул ее в первую попавшуюся комнату, в двери которой торчал ключ, пригрозил убить, если она станет кричать, и, заперев на замок, вернулся к своему господину.

   Тольский приказал Кудряшу принести из коридора висевшую там шубейку Насти и закупать последнюю. Девушка сопротивлялась, звала на помощь. Но что могло значить ее сопротивление против двух силачей? К тому же сперва ей на голову и на лицо накинули большой платок, после чего потащили на двор.

   Однако крики Насти заставили проснуться майорского камердинера. Савелий Гурьич поспешно встал и босой, в одном белье выглянул из своей каморки в коридор; но Кудряш так сильно ударил старика в грудь, что тот упал без памяти.

   Настю положили в возок; там же поместился и Тольский, а Кудряш сел рядом с кучером; дворовые Тольского, находившиеся на страже около людской избы, отворили ворота, и возок быстро съехал со двора, а затем понесся по дороге к Пресненской заставе. Дворовые же Тольского притворили ворота домика Лугового и, сев в розвальни, преспокойно поехали домой.

   Тольский дорогою раскутал платок, закрывавший лицо и голову Насти. Она с презрением посмотрела на него и спросила:

   -- Куда вы везете меня?

   -- В одно укромное местечко, где вы будете находиться в полной зависимости от меня.

   -- О, какой вы наглый человек. Как я ненавижу вас, как презираю!

   -- Мне все равно: ни тепло ни холодно; хотите -- любите, хотите -- презирайте, а моей женой вы все же будете.

   -- Никогда.

   -- Не женой, так любовницей.

   Настя задыхалась от душившего ее гнева.

   -- Я скорей убью себя, чем буду твоей.

   -- Глупости, глупости; жизнь так хороша, что надо быть совершеннейшим идиотом, чтобы не любить ее и не дорожить ею.

   -- Боже, покарай злодея и спаси меня, беззащитную! -- вслух промолвила бедная Настя и перекрестилась; она волей-неволей должна была покориться своей участи.

   Между тем возок мчался на окраину Москвы. Там, в нескольких шагах от Пресненской заставы, на валу, одиноко стоял небольшой чистенький домик, находившийся в глубине обширного двора; позади него тянулся не менее обширный сад. Как сад, так и двор были огорожены высоким забором. Прямо против дома находились дубовые ворота с калиткой. Этот домик принадлежал Станиславу Ивановичу Джимковскому, человеку довольно сомнительной нравственности, выходцу из Польши, с темным прошлым...