Русский Бокондо

Вскоре стали собираться гости и просто любопытные. Одним из первых пришел и по-хозяйски все осмотрел дядюшка Реден. Внимательно выслушал жалобу взволнованного агента, сочувственно развел руками, после этого разрешая ему войти в церковь и встать в сторонке, чтобы следить за женихом. Торжественно прошествовал отец Хри- стопулос. В бричке прикатил Кузьма, привез с собой пышнотелую розовощекую супругу, бойко поглядывавшую по сторонам.

Народ прибывал. Особняком от остальных держалась группа одетых в штатское загорелых парней. Возле них суетился мистер Каупервуд, то одному, то другому шептал какие-то наставления, сам не раз выбегал из церкви, проверял наружные караулы. После этого каждый раз с беспокойством поглядывал на Николая, — не исчез ли за это время?

' Видно, за войну не очень-то набрался полевого опыта, если при обычном задержании так нервничает. Да и ребята у него подобраны какие-то неказистые, держатся неуверенно, все по сторонам озираются. Если на что и смотрят внимательно, так только на дамские декольте. Встали кучей, случись стрельба, друг друга перебьют.

С важным видом подошел Кузьма. Как и положено шаферу, внимательно осмотрел жениха, приколол ему в петлицу цветок. Незаметно для других подмигнул и, словно вспомнив боевые дни, промолвил:

— Держись, ваше благородие. Этот старый хрен сопляков- новобранцев привел, им с тобой не совладать.

Невеста с подружками, хотя ненамного, но опоздала.

Венчание прошло как и положено. На непривычную православную церемонию пришли посмотреть многие. Как водится, кумушки успели досконально обсудить и одобрить и службу представительного отца Христопулоса, и мужественный вид новобрачного. Осудили молодую — собой ничего, но бледна и одеться могла бы понаряднее. А вот когда перед алтарем целовались, то к мужу-то прямо-таки присосалась. Дома, что ли, не нацелуются? Или это по-русскому обычаю так принято? Решили, что хитрит молодая — специально свои чувства всем показывает. Время военное, мужа, такого видного, найти непросто, да потерять легко.

После совершения обряда процессия во главе с молодыми чинно двинулась к выходу.

Все испортил служка, парнишка с родимым пятном на щеке. Люди еще не вышли из храма, когда он вздумал, верно ради экономии, гасить свечи. Неуклюже потянулся за одной, опрокинул стоящие рядом. Прямо на корзины с бумажными цветами, на султаны душистых трав из вельда.

Бездымное пламя столбом метнулось к потолку. Дружно взвизгнули женщины, невеста не ахнув повалилась на руки подружек. Отец Христопулос громко воззвал к небесам, дядюшка Реден схватился за сердце.

Стоявшие в дверях спутники мистера Каупервуда, как и следовало ожидать от необученных бойцов, словно стадо баранов, скучились вокруг своего командира. Не растерялся один лишь Кузьма, сорвал с себя пиджак, принялся сбивать пламя. Только от его махания огонь заполыхал вовсю.

Николай лишь успел пожать локоть жены и подался к боковой двери. Возле нее с каменным лицом стоял Крис, правая рука в кармане.

Дальше все решали секунды, в ладонях хрустнули стеклянные трубочки. Ударом ноги распахнул дверь, влево-вправо от нее выкинул наружу два заряда.

Ударило звонко и коротко, в окнах посыпались стекла, за стеной кто-то дико завыл. Стремительно бросился в облако поднятой взрывом пыли, на бегу швырнул по сторонам еще пару зарядов.

Слышал за спиной крики и выстрелы, но навстречу уже летел, распластавшись на конской шее, Макубата, вел в поводу второго коня. Прямо с седла метнул последний заряд и свернул на боковую улочку.

Через несколько минут с крутого склона холма Николай бросил последний взгляд на Йоханнесбург. С удовлетворением увидел толпу у церкви и уже отъезжающий открытый экипаж, словно букет, пестревший яркими дамскими платьями и зонтами.

Перешли на рысь — погони не было.

ГЛАВА 44

Путешествие к реке Замбези явно затягивалось, вторую неделю фургоны медленно двигались по плоской равнине, покрытой сухой травой. Время от времени встречались цепи низких песчаных холмов, с зарослями колючих кустарников, грязно-белые пятна солончаков и небольшие лужи с соленой водой. Причудливые нагромождения серых обветренных валунов служили ориентирами проводнику каравана — старому морщинистому буру с голубыми, как незабудки, глазами. Он зорко посматривал по сторонам, и от его внимания не укрывались ни действия двух помощников кафров, ни поведение каждого из 60 быков, впряженных в три крытых фургона. Два из них, загруженных мешками и тюками, принадлежали самому проводнику, на третьем ехал молчаливый бур и его худенькая жена с ребенком на руках.

Николаю нашлось место на передаем фургоне, и он с интересом слушал рассказы проводника. Бур с женой держались особняком, и только один раз, заметив обручальное кольцо на пальце у Николая, женщина задала вопрос, почему он едет без жены.

— Осталась в Джоуберге, ждет ребенка, — ответил Николай и, чтобы не показаться невежливым, в свою очередь спросил: — Сколько вашему?

Женщина испуганно взглянула на него, судорожно прижала к себе малыша и прошептала:

— Это наш последний. Двое умерли в концлагере у англичан.