Русский булочник. Очерки либерал-прагматика (сборник)

Сразу после конца Второй мировой войны стало ясно, что итоги Второй мировой оказались катастрофическими для Британской империи. Несмотря на победу, она утратила статус сверхдержавы. Гитлер, собственно, добился того, чего хотел — он сокрушил Великобританию, пусть и путем собственной гибели.

Сейчас, спустя почти 70 лет, становится ясно, что итоги Второй мировой войны, выношенной, затеянной и спланированной Сталиным ради мирового господства, оказались еще куда более трагичными. Они уничтожили не просто Великобританию — а всю Европу, такую, какой она была до того, как СССР стал одним из победителей в войне, которую он сам же спланировал и развязал. Единственной западной страной, которая не капитулировала перед левой идеологией, пока остаются Соединенные Штаты Америки.

Сам СССР, как государство, не выдержал жесткой конкуренции со свободным рынком и пал. Но виртуальный СССР — как всеобщее избирательное право, которое превращается в свою противоположность и лишает граждан экономической свободы, как бюрократия, регулирующая все и вся, как левацкая идеология, которая называет организаторов террора — жертвами государства, а государство, защищающее права и свободы граждан, клеймит как источник насилия — одержал на Западе победу, и именно поэтому мы живем в эпоху, которую один из лучших современных историков Ньял Фергюссон назвал просто и четко — конец 500 летнего доминирования Запада.

Европа проиграла во Второй мировой войне. Она проиграла не СССР, а своей собственной пятой колонне. И выиграли в этой войне против свободного рынка не социалисты. Выиграл Китай. Китай, в котором нет ни всеобщего голосования, ни левацкой идеологии, ни глубокого чувства вины перед побежденными и завоеванными (вы представляете себе Китай, извиняющийся перед Тибетом?), ни социализма.

Потому что урок истории очень прост: с некоторых пор в ней всегда выигрывает свободный рынок. Выигрывает там, где он существует. В 1991 году это осознал на своей шкуре СССР. В очень короткое историческое время это осознает на своей шкуре Евросоюз.

Европа, ты офигела!

Мне тут говорят, что я ругаю европейские ценности. Что вот, мол, нынешнее состояние Европы — это офигеть и венец развития, и всем надо смотреть, открыв рот, и подражать.

Хорошо бы произвести инвентаризацию этих ценностей по гамбургскому счету.

Ценность № 1: Единство Европы

Это сейчас — одна из самых важных европейских ценностей. Европа объединяется, исчезают границы, и еврочиновники в Брюсселе принимают благодетельные указы о степени кривизны огурцов и продаже яиц на вес. Объединение — это, может, и замечательно, но вот беда — с момента распада империи Карла Великого и до момента образования Евросоюза Европа не была единой.

Китайская империя Халифат, Блистательная Порта были едиными — а вот Европа не была, и все время, пока Европа завоевывала мир, части ее находились в жесточайшей конкуренции между собой. И эта конкуренция и способствовала прогрессу. Великобритания стала империей не просто так, а в борьбе против Испании; Пруссия стала Германской империей не просто так, а в результате жестких реформ, без которых государство не выжило бы в кольце врагов.

То есть, внимание: может быть, единство — это очень хорошо. Это офигительно. Но это не есть европейская ценность времен расцвета Европы. В зените своей славы Европа не была единой.

Ценность № 2: всеобщее избирательное право

Еще нам говорят, что демократия — это европейская ценность и европейское завоевание; что это самый офигительно хороший режим, и при этом под демократией разумеют всеобщее избирательное право. Кто против всеобщего избирательного права — тот фашист, негодяй и вообще гад.

Сейчас я на минуточку воздержусь от оценок работоспособности всеобщего избирательного права в какой-нибудь Гане или Палестине, но вот проблема — а какое отношение universal suffrage имеет к традиционным европейским ценностям?

Вы мне не подскажете, для какой демократии Колумб открывал Америку, а сэр Фрэнсис Дрейк грабил испанские корабли? На Западе времен его расцвета были представлены самые разные режимы: парламентская монархия, как в Великобритании, где круг избирателей был ограничен налогоплательщиками; республика, как в США, где опять-таки избиратели были налогоплательщиками. Абсолютная монархия, как в Пруссии, Испании или России.

Но вот всеобщего избирательного права не было решительно ни в Великобритании, ни в США, и Томас Маколей, историк и член британского парламента, писал в середине XIX в., что это понятие «совершенно несовместимо с существованием цивилизации».

Первый раз всеобщее избирательное право было введено во Франции во времена Великой французской революции и кончилось гильотиной и террором; второй раз (для мужчин) ввел его железный канцлер Бисмарк в Германской империи в 1871 году, желая разбавить свободомыслие немецких собственников шовинистическим угаром безмозглых масс.