Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции

Их пытался просветить по поводу «дружественной Москвы» король польский и великий князь литовский Казимир, но они сочли предостережение попыткой переманить их в латинскую веру. А Казимир предлагал реальную помощь и обещал дать большое войско для защиты новгородских свобод. Новгородцы принять литовское подданство отказались. Что еще удивительнее, они согласились после войны с Москвой более не писать грамот от «Господина Великого Новгорода», а писать грамоты от «великого московского князя». И даже не задумались, что таковая формула означает на самом деле. Иначе чем идиотизмом это новгородское решение не назвать. Все равно, как если бы соседняя с Россией Финляндия вдруг «по дружбе» стала писать свои государственные бумаги от имени России…

В Новгороде накал страстей достиг такого размаха, что город несколько лет пребывал в состоянии смуты. Горожане разделились на две партии: пролитовскую и промосковскую. Промосковскую партию укреплял и подпитывал сам великий московский князь, он засылал в Новгород лазутчиков и подкармливал агитаторов, которые особо упирали на «противность латинян православной вере».

Какое-то время новгородцам казалось, что отношения с Москвой замечательно улучшились. Мало того что они вернули свои законные земли по Двине и в вятской пятине, так при сильном князе Иване Васильевиче они стали скупать московские земли – вокруг Ростова и Белоозера, – что возмутило московского князя до глубины души. Князь расценивал такие новгородские поступки только как крамолу и желание унизить Москву. Новгород, не входивший в состав Московского государства, он рассматривал как собственную вотчину, давшую клятву вассальной верности. Любое проявление новгородцами собственной воли воспринималось им как крамола и измена. А Новгород в те дни подумывал, не лучше ли ему передаться под власть Литвы, как сделали это прежде многие русские земли. В таком переходе была несомненная выгода – на вольности Новгорода литовцы не стали бы посягать, поскольку аналогичное управление городом было им понятно и не возбранялось. В 1471 году разногласия Москвы и Новгорода достигли предела. Ивану донесли, что Новгород ведет переговоры с польским королем и великим литовским князем Казимиром. Как следует с крамольниками поступать, Иван знал.

Что же происходило в Новгороде? В Новгороде накал страстей достиг такого размаха, что город несколько лет пребывал в состоянии смуты. Горожане разделились на две партии: пролитовскую и промосковскую. Промосковскую партию укреплял и подпитывал сам великий московский князь, он засылал в Новгород лазутчиков и подкармливал агитаторов, которые особо упирали на «противность латинян православной вере». До 1385 года никому бы и в голову не пришло обвинять Литву в приверженности латинской вере, но в том памятном году великий литовский князь Ягелло (Ягайло) женился на польской принцессе Ядвиге и стал польским королем, при этом он вынужден был перейти из православия в католичество (иначе не получил бы трон).

В самой Литве основной верой была православная, но теперь Москве можно было пугать православных новгородцев, что с переходом к королю-латинянину они потеряют и «истинную веру». Истинная вера новгородцев в то время была такова, что даже московское православие они считали недостаточно чистым, «латиняне» же и вовсе казались им «погаными». Засланные агенты убеждали горожан, что присоединение к Москве – благо, поскольку тогда новгородский народ будет «со всей Русью», и что московский князь лучше будет управлять всеми, чем новгородский, потому что Новгород – это его дедина еще от Рюрикова времени. В промосковскую партию входило много священников и бояр. Первых туда толкало неприятие «иноверцев», вторых – желание иметь сильного князя и выгоду от торговли с Москвой.

Пролитовская партия упирала на то, что в состав Литвы вошло множество русских городов с православной верой, и что король ни веры, ни системы управления не притесняет, все вольности и права городов сохранены, и даже более того – он расширил права городов, а землевладельцам дал королевские охранные грамоты, улучшил положение торговых людей, так что и Новгород в таком союзе ничего не потеряет, но многое приобретет, и самое важное – он будет надежно защищен от посягательств со стороны других соседей, самый страшный из которых – Москва. В пролитовскую партию, как не удивительно, входило немало простого народа, хотя союз Литвы и Новгорода экономических выгод им вроде бы не сулил. Но люди, не искавшие выгод, быстро сообразили, что, только отдавшись под Литву, можно сохранить новгородские свободы.