Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции

Московский князь попробовал натравить на Новгород псковичей (у тех была серьезная свара – новгородцы отобрали у псковичей товар, а купцов бросили в тюрьму и освободили только по требованию Москвы), но столкнуть их лбами в тот раз не получилось – псковичи послали в Новгород с предложением урегулировать новгородско-московские несогласия и взамен получить освобождение товаров своих купцов

Московский князь попробовал натравить на Новгород псковичей (у тех была серьезная свара – новгородцы отобрали у псковичей товар, а купцов бросили в тюрьму и освободили только по требованию Москвы), но столкнуть их лбами в тот раз не получилось – псковичи послали в Новгород с предложением урегулировать новгородско-московские несогласия и взамен получить освобождение товаров своих купцов. Новгородцы никак не отреагировали. На вече решались для них более важные вопросы, и они ждали приезда своего «латинского» князя. Псковичам сказали, что они не желают мириться с московским князем, и более того – предлагают и псковичам присоединиться к Новгороду и дружить против того проклятого князя. Псковичи решили подумать и просили одного: дать знак, когда Иван Васильевич пришлет грамоту о походе против Новгорода.

Тем временем в городе умер архиепископ Иона, и предстояло избрать нового владыку, что по традиции делалось при помощи жеребьевки. Эта жеребьевка оказалась прискорбной для пролитовской партии: жребий вытянул Феофил, который ни к каким партиям не примыкал и был известен крайне ортодоксальными взглядами. По желанию города отделиться от московской церковной власти, Феофил должен был бы получить поставление на пост от митрополита Киевского и Галицкого Григория, которого в Москве иначе как «волк, а не пастырь» и «закоренелый еретик» не называли. Феофил перепугался так, что умолял, чтобы не дать ходу жребию и не занимать бы ему этого поста. Но новгородцы были неумолимы: жребий отменить нельзя. Пимен, который охотно поехал бы за поставлением к Григорию, тоже ничего сделать не мог.

Феофил хорошо все обдумал и, как истый православный, поехал в Москву, не дав, таким образом, новгородской архиепископии стать самостоятельной. Этим, конечно, он дал непоправимое преимущество московскому князю, который смог теперь действовать в защиту истинной церкви. Сторонники москвичей для упрочения своих позиций тут же возвели поклеп на Пимена: чтобы устранить его из игры, его обвинили в присвоении казенных средств. Это тут же отразилось и на положении Марфы: многие бояре сразу переметнулись на московскую сторону. Марфа не сдалась, теперь она стала призывать простой люд, и это решило дело: простые новгородцы встали на сторону Литвы. Собралось еще одно вече, яростное. Соратники Марфы кричали за Литву и поставление от митрополита киевского, сторонники Москвы – за Ивана Васильевича и поставление от Москвы. Исчерпав аргументы, обе партии перешли к проверенному оружию – камням. Так новгородцы сходились и бились несколько дней.

Несчастный Феофил не знал, что ему делать. Перепуганные сторонники Москвы попрятались по домам. Уличная победа досталась сторонникам Марфы. Феофил выбирал и колебался. Он даже попросил снять с него сан вовсе, но ему этого не позволили. Тогда он провел несколько дней в молитвах и с отвращением согласился ехать в Киев и получить поставление от Григория, который есть волк, а не пастырь.

Выбор был сделан лишь потому, что в Новгород приехал наконец-то Михаил Олелькович, и весь город вышел встречать его с почестями. Тут же вече собралось и приговорило принять союз Литвы и Новгорода. И новгородцы эту грамоту подписали. Договор оставлял за городом все его обычаи и свободы. Они отправили к Казимиру посольство, которое везло подписанный ими договор. «Собравшиеся на вече посадники, и новгородские бояре, и крамольники, и злые люди, все новгородцы, – писал современник, – послали к окаянному ляху и латинскому королю Казимиру литовскому, чтобы за ним жить и ему дань давать, и просили у него себе князя, и к митрополиту Григорию, такому же латинянину, прося для себя епископа. Земские же люди того не хотели, но они их не слушали и уладились с королем. Король же дал им князя Михаила Олельковича Киевского, князь же Михаил въехал в Новгород, и приняли его новгородцы с великой честью… И не понимали окаянные во тьме ходящие и отступившие от света, что приняли они тьму своего неразумения, и не захотели они под православным христианским царем, государем великим князем Иваном Васильевичем в державе быть, и не приняли они истинного пастыря и учителя Филиппа, митрополита всей Русской земли…»