Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Я советовал г. воеводе тотчас потаенно нарочного к Керинскому воеводе отправить и его уведомить, что полковник Древиц, с гусарским полком, егерями и шестью пушками завтра вступит в город, вам вверенный и что немедленно двигнется с сим отрядом к Керинску; что г. воевода тотчас и исполнил. Он объявил мне также, что к нему в город съехалось до 300 мужеска и женска пола дворян, и что мужчины, с преданными им дворовыми людьми намереваются устроить из себя конницу; но поджидают сюда отставного генерал-майора Левашева, которого и выбрали своим командиром.

Между прочим, как сам г. Лопатин, так и множество собравшихся к нему дворян, по узнании о моем приезде в город и отводе в оном квартир, рассказывали и уверяли меня, что с неделю тому, не более, как верст за 15 от города, в селе Сасове, в торговый день въехал в оное какой-то казачий генерал, в голубой ленте, с тринадцатью человеками казаков, которые кричали народу: «государь император Петр III изволит ехать!» Народ бросился кто к нему, кто на колени и кричали «ура»! Но он с своею командою тихо проехал чрез все селение и хотя множество народу за ним бежало, но казаки махали им руками, чтоб возвратились к торгу.

На другой день приезда моего в Шацк, осмотрел я все отведенные квартиры, а часу в 12-м пополуночи прискакал квартирмейстер эскадронов, для принятия оных, а за ним, часа два спустя, вступил и сам полковник Древиц со своим отрядом.

По известиям, что Керинск атакован бунтовщиками, располагал полковник Древиц, с 3-мя эскадронами по полуночи выступит к Керенску, а 4-й – с комиссиею оставить в Шацке; но часов в 9 вечера прискакал от керинского воеводы Перского нарочный, что воевода разбил неприятеля, отогнал оного от города, рассыпал и взял многих в полон.

Рассказал нам нарочный, каким образом освободил город от бунтовщиков благоразумный оного воевода:

«Видя он, воевода, свою и всего города неизбежную гибель, вымыслил употребить последнее средство избавиться от бунтовщиков: тайно собрал всякого рода сабли, пистолеты, ружья, копья, коих в городе довольное находилось число у жителей для обороны во время нападения, как своих, так и у других выбрал лучших лошадей и находящихся под его присмотром 30 человек пленных турок (тайно ночью) уговорил, чтоб они согласились вооружиться, коих и снабдил саблями, пистолетами, пиками и лошадьми, к которым присовокупил до 100 человек (отважнейших) жителей, нарядив оных кое-как в турецкое одеяние (чтоб они с туркам перед самою зарею вдруг из города сделали вылазку на первое то место, где более скоплено бунтовщиков), а сверх того собрал с пиками городских обывателей и дворовых людей человек до 200 с 2 пушками пеших; перед светом выступил сам с товарищем из города и напал на табор бунтовщиков; атаковал их вдруг с одной стороны конными турками, а с другой – пехотою с пушками, и сею атакою в такой привел спящих беззаботно во всем таборе бунтовщиков страх, что как скоро услышали пушечные выстрелы и крик турков, то брося лошадей и весь свой лагерь, всякий бежал кто куда мог, а конные турки, гнав бежавших, рубили, кололи и брали в полон». Таким благоразумным вымыслом разбив воевода керинский сволочь бунтовщиков (и к свету около оного не было ни одного человека), добивался от пленных узнать, кто командовал оными, но никак не мог от них о том узнать; но вообще по слухам предполагали, что в сем (возмущенном) краю было рассеяно от Пугачева некоторое число яицких казаков.

За таковый геройский и благоизобретенный подвиг государыня императрица пожаловать соизволила керинскому воеводе 5000 руб., а прочим, в сем деле находившимся чиновникам, сделано также денежное награждение, а туркам каждому выдано 100 руб., освобождены они все из плена и до границы сопровождены на казенный счет…

Рассказали нам также, что за варварство сделал с одною старушкою дворянкою Пугачев, при выезде из ее дома.

Дворянка сия оставалась в городе, имя которой у меня записано, но, по разборе через 46 лет моих бумаг, не мог отыскать сию записочку, но в памяти моей не забыл поступка, с нею приключившегося, ибо при разговорах иногда рассказывал я оный моим знакомым.

Дворянка сия старушка была богата и чрезмерно скупа; хранила у себя всегда более 100 т. рублей золотой и серебряной монеты (кои соблюдала она паче души своей), о чем известно было всем, в городе живущим; но она всегда с клятвою отзывалась, что у нее никаких денег нет; вышла на встречу Пугачеву с хлебом и солью и упросила (удостоить ее дом своим посещением и въехать к ней) остановиться в ее доме.

Пугачев милостиво принял безбожной старухи сей приглашение и остановился со всем своим штатом у нее в доме, где и был угощаем по старому обычаю банею и всем удовольствием). Проводив у нее ночь и поблагодарив старушку за ее доброе угощение, сел на своего коня, а старушка, в радости своей пошла проводить своего благодетельного гостя за ворота (и только что в середину ворот вошла, то и поднята веревкою вверх и повешенная кончила все радости своей жизни, а дом и все сокровища ее достались в наследство благодетелю ее, Емельяну.