Русский быт в воспоминаниях современников

Как теперь помню, что тот-то был день тогдашних счастливых поведений последний, в который я заблагорасудя, чтоб прежде формальной в кабинет к министрам оного моего доклада подачи приватно его высочеству герцогу Бирону, как моему патрону представить к аппробации, приехал во дворец, в покои герцога Бирона перед вечером, когда он обыкновенно один или с немногими своими приятелями несколько часов препровождал. И хотя, как и я выше описал, имел дозволение к нему во внутренний его покой без доклада всегда ходить; но однако спросил у камердинера, который готов был двери отворить, кто у его светлости? Он с почтением отвечал, что тут сидят генерал-фельдмаршал граф Миних и камер-коллегии президент, его свойственник, барон Менгден, с которыми, как я знал, он особливое приятство имел. Я тогда, не рассудя за благо с таким моим делом к ним войти, поехал домой, ибо тогда было уже не рано.

Я всю ту ночь долго не спал, делая в мыслях своих расположения, как бы мне на утрие прежде, нежели герцог пойдет в министерское собрание в кабинет, оный мой доклад к аппробации представить и изъяснить.

Сия ночь, в кою я, как выше описал, о многих моих по должности предприятиях и скором опыте исполнении размышлял и сочиненный доклад подать изъяснить к утрему приуготовлялся, как помнится мне, было 1740 году в ноябре, которая не только мои поведения, но и все государственное правление инаково обратила. Я поздно в оную заснул, но еще прежде рассвета приезжим ко мне полицейским офицером был разбужен, который мне объявил, что во дворец теперь множество людей съезжаются, гвардии полки туда же идут, и что принцесса Анна, мать малолетнего наследника приняла правление государственное, а регент герцог Бирон с своею фамилиею, и кабинет-министр граф Бестужев взяты фельдмаршалом Минихом под караул, и в особливых местах порознь посажены.

Вы сами узнаете, благосклонный читатель, ни малого воображения о том в мыслях прежде не имея, в каком смятении я тогда был.

Итак спешно оделся и ко дворцу приехал; увидел множество разного звания военных и гражданских (городских) жителей, в бесчисленных толпах окружающих дворец, так что карета моя, до крыльца невозмогши проехать, далеко остановилась, а я, выскоча из оной, с одним провожающим моей команды офицером, спешно продирался сквозь людей на крыльцо, где был великий шум и громкие разговоры между оным народом; но я того не внимая, бежал вверх по лестницам в палаты, и как начала, так и окончания, кто был в таком великом и редком деле начинателем, и кто производитель и исполнитель не зная, не мог себе в мысль вообразить, куда мне далее идти, и как и к кому пристать. Чего ради следовал за другими, спешно меня обегающими. Но, большею частью, гвардии офицеры с унтер-офицерами и солдатами, толпами смешиваясь смело, в веселых видах и не уступая никому места ходили, почему я вообразить мог, что сии-то были производители оного дела.

В таких сомнениях вошел я в дворцовую залу, и в первом взгляде увидел в великом множестве разных чинов, и по большей части, статских, теснящихся в дверях и проходах к придворной церкви, которая также была наполнена людьми и освещена множеством горящих свеч. Я несколько поостановился, чтоб подумать, как-бы и в которую сторону подвинуться и найти кого из моих приятелей, от коих бы обстоятельства узнать, и по тем бы поступку мою удобнее употребить мог; но в тот же миг один из моих знакомых, гвардии офицер, с радостным восторгом ухватил меня за руку и начал поздравлять с новою нашею Правительницею, и приметя, что я сие приемлю, как человек ничего того незнающий, кратко мне об оном происшествии рассказывал и проговорил, чтоб я ни мало не останавливаясь протеснился в церковь, там-де принцесса и все знатные господа учинили ей уже в верности присягу, и видитель, что все прочие тоже исполнить туда спешат.

Сие его обстоятельное уведомление, во-первых, поразило мысль мою, и я сам себе сказал: «вот теперь регентова ко мне отменно пред прочими милостивая склонность сделает мне похоже, как и после Волынского толчок; но чтоб только не худшим окончилось. Всевидящий, защити меня!»

В том же размышлении дошел я близ дверей церковных; тут уже от тесноты продраться в церковь скоро не мог и увидел многих моих знакомых в разных масках являющихся. Одни носят листы бумаги и кричат: «изволите, истинные дети отечества, в верности нашей всемилостивейшей Правительнице подписываться и идти в церковь, в том Евангелие и крест целовать»; другие, протесняясь к тем по два и по три человека, каждый только спешит, жадно спрашивая один другого, как и что писать, и вырывая один у другого чернилицу и перья, подписывались и теснились войти в церковь присягать и поклониться стоящей там Правительнице в окружности знатных и доверенных господ.