Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных

— Наташа, а ведь бутылка с тебя! — сказал я плачущей леди загадочным тоном. Леди повернула ко мне удивленное, заплаканное, с фингалом под глазом лицо, а я поднес к ее носу раздавленные фрукты с необычным запахом и непривычным для русского уха названием.

— Ети твою мать! — только и сумела произнести моя прекрасная леди.

— Мамуне трогай! — пригрозил я ей, и послал ее, радостную, в магазин — за бутылкой.

С тех пор непривычное для русского слуха название экзотической фрукты стало для меня еще и неприличным…

СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК

В середине 70-х годов прошлого века в одной из Калининградских местных газет появилась небольшая заметка.

«В окрестностях нашего города наконец-то пойман снежный человек. Йети был помещен в наш замечательный зоопарк, для чего пришлось срочно освобождать клетку в обезьяннике. Тело йети густо покрыто темной шерстью, на лице и голове также имеется избыточная растительность. Мышцы, обильно присутствующие на теле, внушительные по размерам, выдают достаточно сильный экземпляр дикого животного. Наш калининградский йети свободно передвигается по клетке на задних конечностях, иногда он быстро взбирается до потолка по ячейкам клетки и сильно трясет ее, при этом издавая нечленораздельные звуки. К сожалению, клетка оказалась ненадежной, и обладающий страшной силой йети сумел сорвать дверь и сбежать. Видимо, снова в те же места, где обитал он раньше и где, возможно, у него осталась семья…»

Вопрос: Неужели в окрестностях Калининграда действительно поймали неуловимого йети?

Ответ: Как-то я с моей Четвертой Тамарой — Ивановной (помните, которую я успел пылко полюбить за доли секунды?) поехал летом отдыхать в Светлогорск Калининградской области. Оттуда мы часто ездили в Калининград осматривать достопримечательности. Особенно любили мы посещать знаменитый зоопарк, а в нем — обезьянник.

Почему мы, люди, любим смотреть на обезьян? Да потому, что ощущаем себя значительно культурнее и красивее их! Вы заметили, что люди, которые уступают в этих качествах приматам, не очень-то любят смотреть на них. Им остается любоваться разве что крокодилами!

И вот наступил день, ставший для нас с Тамарой одним из самых веселых в наш калининградский вояж. Как обычно, мы пришли к обезьяннику. И там заметили одну небольшую клетку, которая оказалась не только свободной, но и с открытой дверью. Или она освободилась только сегодня, или просто мы ее не замечали раньше. Когда Тамара выпивала, у нее, в отличие от трезвого состояния, иногда возникали яркие, оригинальные идеи и мысли.

Так вот, идея Тамары заключалась в том, что «слабо» мне тихо раздеться и, пока никого поблизости нет, зайти в свободную клетку? И попытаться изобразить из себя гориллу, нет, шимпанзе, нет, Арон Гутана, или как там его? Гениальная мысль пришла сама собой — изобразить снежного человека, которого никто толком не видел, и поэтому не будут говорить, что, дескать, непохож!

Мы подобрали на помойке кусок ровного картона от коробки и, изводя шариковую ручку, написали жирными печатными буквами: «Снежный человек. Возраст 30–35 лет. Пойман в окрестностях Калининграда. Не дразнить — опасно!».

Мы дождались, пока поблизости не было ни души, и кусочками проволоки прикрепили эту картонку на клетку. Потом я в момент сбросил с себя одежду и «мухой» влетел в клетку, закрыв за собой дверь и закрепив ее той же проволокой.

Когда меня спрашивают, снял ли я тогда с себя трусы, то я, поражаясь неуместности вопроса, отвечаю на него вопросом же: «А видел ли когда-нибудь спрашивающий снежного человека в трусах?» Да этого даже представить себе невозможно!

Раздетый, я мало чем отличался от снежного человека нашей средней полосы.

Народ стал стекаться к клетке, и в этом немалая заслуга Тамары. Она стала разыскивать группки людей, подбегать к ним, возбужденно крича: «Вы видели? Снежного человека видели? Только сегодня появился, недавно поймали, говорят!»

Народ гримасничал, повторяя за мной мои нечленораздельные звуки. Тамаре пришла в голову удачная мысль уговорить какого-то зеваку подать мне початую четвертинку водки. Я, ревя, принял ее, неуклюже запрокинул над головой и сделал большой глоток. Подняв опять голову кверху, прополоскал себе горло и с диким бульканьем выпил водку. Народ ахнул: «Водкой горло полощет — во, сила!» Вторым глотком я прополоскал себе зубы и пустил водку тонкой струйкой в публику. Та шарахнулась в стороны.

Мне стали протягивать зажженные сигареты. Я не люблю дыма, но фокус решил все-таки показать. Оторвав от тлеющей сигареты «насусленный» кончик (мы, снежные люди, тоже брезгливые!), я быстро положил ее себе на язык и спрятал в рот. «Съел горящую сигарету!» — восхитился народ. Затем открыл рот, выпустил клубы дыма и пальцем «выстрелил» горящий окурок в толпу. Толпа восторженно завыла.

В меня стали тыкать палками, «стрелять» окурками, и, что хуже всего, я заметил людей, наставивших на меня объективы фотоаппаратов.