— Дал я ей ключи, не мог же отказать твоей ближайшей подруге, — всерьез заметил хитрец Элик, — а сегодня утром здесь же в ИМАШе их мне отдает сам Ульянов. И хвастает: «Не успел двери запереть, она тут же кидается на меня, валит на койку, раздевает сама. "Ты, — говорит, — самый красивый мужик в моей жизни, одни чистые мышцы! Мой бывший тебе в подметки не годится!" Ну, поползала она по мне, сколько надо, потом отвалилась, и мы стали выпивать. Я и спрашиваю, а кто это твой бывший? "Да это приятель Элика, доктор наук, мастер спорта по штанге!"» Вот такая история имела место быть! «Знаешь, Элик, — говорит Ульянов, — если бы не устанавливать вентиляцию мне в коттедж, ни в жисть с такой не стал бы! Как баба — никуда не годится, не возбудила она меня ни капли! Да и болтушка страшная, черт знает что может наговорить!»
— Ну, положим, он и сам болтун порядочный, даром что из «органов»! — высказал свое мнение о генерале Элик и спрашивает: — Что делать с Тамарой будем? Ведь это измена, предательство! — возмущенно провозгласил Элик, ударяя кулаком по перилам лестницы.
— А ничего, — спокойно ответил я, — убью ее как-нибудь при встрече!
А сам вскипел весь внутри — все-таки и любил, и ревновал я Тамару Ивановну бешено.
«А зачем же мне убивать свою любимую Тамару? — вдруг подумал я. — Убить надо обидчика — генерала Ульянова! Или его жену "оприходовать" в отместку — она же здесь рядом — в ИМАШе! А лучше — и то и другое!» — стал распаляться я и вдруг отчетливо представил Тамару, ползающую по голому телу здоровяка-генерала. От ярости у меня помутилось в голове, и я, как уже бывало в экстремальных случаях, увидел себя и Элика со стороны, как бы с угла потолка.
В сумраке коридора застыли две фигуры — одна энергичного толстяка с кулаком, занесенным над перилами, а другая — моя, прислонившаяся к стенке, с понурой головой. Вдруг голова у моей фигуры поднимается, упирается взглядом в толстяка и произносит чужим отрывистым металлическим голосом:
— Убивать Тамару не будем! А наставим рога Ульянову! Обидчик же мой сам себя погубит!
Постепенно я вернулся в свое тело, и первое, что увидел — это вытаращенные глаза Элика.
— Что с тобой, ты вроде как бы не в себе? — Элик трясет меня за плечи. — Да и голос у тебя стал как у Буратино! Что ты сказал — наставим рога генералу? Я — не буду, а ты — как знаешь! Это интересно, но опасно! Что, думаешь, он застрелится с досады? Да он скорее тебя сам застрелит! Ты что, серьезно все это или прикидываешься?
Но бурный поток эмоций Элика был прерван — в коридор вдруг выбежал Моня и позвал меня:
— С тобой Инна хочет поговорить!
Эта Инна — сотрудница Мони, постоянно знакомила меня со всеми своими подругами, не забывая и себя. На этот раз звала она меня на какое-то застолье, которое «имело место быть» в одной из лабораторий, запертой для посторонних.
Когда выпили прилично, Инна решила познакомить меня с еще одной ее подругой, на сей раз из ИМАШа.
— Она умница, кандидат наук, старший научный сотрудник, может, ты слышал — ее фамилия Ульянова, Лика Ульянова…
— Ульянова, — переспросил я, холодея, — жена генерала Ульянова?
— Ты что, знаешь ее мужа? — поинтересовалась Инна.
— Знаешь, мы с ним — дальние родственники; но Лика пока не знает об этом. Инна, я очень хотел бы познакомиться с Ликой!
Инна сбегала куда-то и привела бледную худенькую женщину лет тридцати пяти. Она чем-то напоминала монашенку — строгое выражение на красивом, как из мрамора изваянном, белом лице, черное платье с белым воротничком, гладко причесанные русые волосы.
Взгляд ее почти постоянно был устремлен «долу»:
«Ну и жена у этого кобеля-генерала, — подумал я, — монашенка нетронутая! Может, генерал, как тот грузин Коридзе, «в нэволе нэ размножается?»
— Я хочу выпить за нашу Лику Мизинову! — провозгласил я тост, поскольку меня выбрали, как обычно, тамадой.
— Я — Ульянова! — серьезно поправила меня Лика, видимо, не очень знакомая с Чеховым.
— Еще лучше, — вдохновился я, — за Лику — родственницу вождя! Она столь же красива, как и умна, она — мечта Данте, Петрарки, а если говорить о присутствующих — то и моя!
За столом засмеялись и поддержали тост. Лика посмотрела на меня долгим взглядом и, привстав, чокнулась со мной. Вечер продолжался, я отпустил множество комплиментов по адресу Лики, при этом пристально глядя на нее и незаметно вводя ее в гипнотический транс. И при этом мысленно посылал ей приказы влюбиться в меня немедленно и безоглядно.
А днем, после лекции, секретарь кафедры Ира сказала мне, чтобы я позвонил в ИМАШ по такому-то телефону.
— Кому? — спросил я Иру.
— Женский голос сказал, что вы сами знаете! — невозмутимо ответила Ира.
Звоню, хочу спросить, кто интересовался мной, но только я произнес «алло», тихий женский голос сказал мне:
— Нурбей Владимирович, это — я!
Вспомнил — это Лика Мизинова, вернее — Ульянова!
— Лика, я только что с лекций! А в чем дело?
— Мне так и сказали, что вы на лекции. Вы можете подойти к памятнику Лермонтову, что около ИМАШа? — тихо, но настойчиво спросила Лика.
— Буду через час! Не поздно? — спросил я.
— Как раз! — последовал ответ.