Целые легионы людей ненавидели Александра Македонского, Юлия Цезаря, Петра Великого, Наполеона Бонапарта, Владимира Ленина, других гигантов. Я, например, тоже не очень жалую последнего, но не праздную же каждое 21 января — день его смерти! Молюсь только, чтобы его мятущаяся душа упокоилась, наконец, и перестала творить зло. А что вы еще хотите от души, тело которой до сих пор держат непогребенным, выставляют напоказ, устраивая «черное» шоу!
А вот поэтесса Ахматова каждое 5 марта — день смерти ее великого недруга, устраивала у себя дома веселый праздник и гулянку. Не совсем по-христиански получалось, вам не кажется? И Господь наказал ее — умертвив… именно 5 марта и по прошествии 13(!) таких языческих, буквально, Валтазаровых пиров!
Пусть теперь соучастники этих страшных пиров — друзья поэтессы, решат для себя задачку — радоваться им в этот день или печалиться?
Так что не будем очень-то усердствовать и изощряться в своей мести нашим недругам; если мы правы — справедливость наступит и без наших «пожеланий». Не пришлось бы после жалеть о том, «как наше слово отзовется»!
ТЕЛЕПОРТАЦИИ
Как представитель точных наук, я — ярый противник всех «псевдонаучных» домыслов и толкований. И к такому «нематериалистическому» явлению, как телепортация, до поры до времени относился резко негативно. Пока жареный петух, как говорится, не клюнул меня самого в то самое место.
Мое постижение телепортации складывалось из трех основных этапов — ярких впечатлений, подкрепленных свидетельским показанием, почти забытого эпизода из прошлого и, конечно же, научного анализа происшедших явлений. Поэтому я и разбиваю мое повествование на три соответствующих раздела.
НОЧНОЙ ПОЛЕТ В МОКРОЙ ШУБЕ
Происшествие это относится к середине 80-х годов теперь уже прошлого века, когда я, в отличие от нынешнего времени, вел еще недостаточно серьезную жизнь. И хотя я уже свыше десяти лет был доктором наук и профессором, мой образ жизни моему общественному статусу не соответствовал. Я был дважды разведенным и, не будучи отягощенным супружескими обязанностями, попивал и погуливал.
В то время я жил на Таганке, дом мой находился в Пестовском переулке, ну а моя «главная», или «основная», подруга Тамара, на которой я даже подумывал жениться, жила довольно далеко от меня в Кунцево.
Всем хороша была Тамара, — как оказалось, последняя моя Тамара, — и красива, и умна, и хозяйка хорошая. Но уж очень вспыльчива и жестока в состоянии аффекта. Поэтому я и придумал ей прозвище — Грозная.
Так как Новый Год был уже, образно выражаясь, «на носу», то я и заявил друзьям:
— Новый Год встречаю на этот раз — у Грозной на дому!
Тамара кроме меня на встречу Нового года пригласила еще и двух своих друзей — молодых супругов. Видимо, хотела представить им своего избранника и спросить дружеского совета на предмет замужества. В чем я на сто процентов убежден, так это в том, что Тамара этот совет или рекомендацию от друзей получила, причем «железную», без всяких оговорок или двусмысленностей.
Чтобы не отвлекать читателя ненужными подробностями, заявлю сразу, без экивоков, что я на этом званом вечере «нажрался» (терминология не моя, это Тамара Грозная так выразилась) и устроил дебош с рукоприкладством. Ну, в чем-то с мужем подруги — членом партии, о коммунизме не договорились. И хоть он и член партии, но я в споре оказался правее, потому что был мастером спорта по штанге, хотя и беспартийным.
Одним словом, бежали наши гости со встречи Нового года, куда глаза глядят. А моя грозная подруга вся в слезах, злая как сто тысяч чертей, принялась гоняться по квартире за мной с унитазным ершом в руках.
До двенадцати часов оставалось каких-нибудь минут двадцать и мне страшно не хотелось выходить на улицу в тридцатиградусный мороз. Но именно на этом настаивала Тамара Грозная, помахивая перед моим лицом отвратительным предметом.
Что ж, надел я свою шубу — мохнатую такую — синтетическую, меховую шапку и уже готов был, скрепя сердце, уходить, но вдруг задорная мысль мелькнула в моей хмельной голове. Заскочив в санузел (он был совмещенным) якобы по нужде, я как был в шубе, ушанке, так и встал в ванну и открыл душ. Вроде бы пошутить хотел и разыграл из себя нового Ипполита из фильма «Ирония судьбы». Рассмешу, думаю, мою грозную пассию, и не решится она выгнать меня, почти жениха, на трескучий мороз в мокрой одежде. Это же явная смерть! Но не тут-то было, на то и была Тамара Грозной, что выгнала меня в таком виде, причем еще даже ершом поганым по лицу отхлестала…
Выскочил я наружу — ни души! Только ветер снежную порошу гоняет. Еще бы — через четверть часа время бить курантам! Поливая дорогу теплой водой, стекающей с моей шубы, я тщетно пытался найти хоть какой-нибудь автомобиль. Но узкий темный переулок, куда выходил подъезд Тамары, был пуст, и надежды не оставалось никакой.