Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

Утром, позавтракав яйцами, мы двинулись дальше. Сильный ветер высушил почву, но большие лужи еще оставались. Во время отдыха на поле, засеянном гречихой, пронесся слух, что взят Смоленск[31], а нас передают 6-й армии. Все стали ругать командира дивизии генерала Муската, грубого старого кавалериста из Дюссельдорфа, который из-за своих амбиций добился переподчинения нашего соединения 6-й армии, вместо того чтобы продолжать двигаться в резерве генерала Коха. Обычные в таких случаях пересуды раздосадованных солдат.

Генерал Мускат был худощавым пожилым человеком с красным лицом и пружинистой походкой. Видели его редко, и то мельком, проезжающим на машине вдоль марширующей колонны. Лицезреть его вблизи нам пару раз посчастливилось только в Австрии на стрельбище у городка Кайзерштайнбрух. Мне всегда казалось, что у него не было человеческого контакта со своей дивизией, сформированной в Австрии и укомплектованной из австрийских рядовых, баварских и швабских унтер-офицеров. Возможно, он был настолько умен, что специально дистанцировался от войск, зная предубежденность своих людей в отношении рейхсдойчен[32].

Наша дивизия была создана весной 1940 года из уроженцев районов, лежащих восточнее Вены. Ее части дислоцировались в Брукк-ан-дер-Лайта и Кайзерштайнбрухе. Костяк формируемого соединения составили офицеры и младшие командиры аугсбургской дивизии. Таким образом, большая часть командного состава происходила из Баварии и Швабии, а практически все рядовые – из Нижней Австрии. Запасные части и подразделения первоначально были расквартированы под Веной, но после присоединения Чехословакии переброшены в Моравию, а точнее, в Брюнн, Цнайм, Лунденбург, Никольсбург, Ольмюц и Прерау[33]. В результате староавстрийское перемешалось с богемским (чешским). Уроженцев Вены было мало. В основном они служили телефонистами и радистами. Позднее венскую дивизию из пропагандистских соображений часто хвалили и называли рейхсгренадерской «Хох унд дойчмейстер» в память о Тевтонском ордене.

В целом офицерский состав нашей дивизии по своему происхождению был смешанным: добрую треть составляли выходцы из Южной Германии, треть – из Северной Германии и менее трети – из Австрии. Не исключено, что это было сделано намеренно. Южане в основном представляли собой молодых офицеров, призванных из резерва, северяне – кадровых нижних чинов и служащих штаба дивизии, а австрийцы – старых капитанов и майоров (служивших еще в годы Первой мировой войны), казначеев и в отдельных случаях молодых кадровых военнослужащих. Это была гремучая смесь, которая при определенных обстоятельствах, что мне лично пришлось наблюдать, становилась причиной многих ошибок из-за особенностей, свойственных тому или иному землячеству.

Если у солдат было чувство принадлежности к австрийскому воинскому соединению, терпящему военные неудачи из-за бестактных баварских унтер-офицеров, то у офицеров такого чувства не возникало. Подобный подход к комплектованию дивизии, разумеется, был продиктован не только тактической необходимостью поставить кадровых унтер-офицеров во главе молодых и необученных солдат, но и политическими соображениями гитлеровского рейха: преодолеть земляческую обособленность путем перемешивания присущих землячествам особенностей по принципу «немецкое есть немецкое».

Я был почти единственным уроженцем из Северной Германии среди рядовых, но не жалел об этом и многому учился. Если солдатская выправка австрийцев была далека от истинно военной, то это, как мне казалось, объяснялось излишне строгими предписаниями уставов великогерманской армии, созданной и организованной по прусскому образцу. Австрийцы считали военную форму непрактичной. Прежде всего им не нравились сапоги и головные уборы. Кухонная утварь казалась им слишком простой, а пищевой рацион, состоявший в основном из рыбных консервов и мармелада, они воспринимали как оскорбление. Напрасно я пытался объяснить им, что, как и у них, рыбные консервы и мармелад из репы в качестве основной пищи в Северной Германии не применяются. В свою очередь, мне было непонятно их пристрастие к приторным напиткам, приготовляемым из высушенных трав и химических добавок, которые они называли кофе или чаем и за которыми дважды в день с удовольствием выстраивались возле полевой кухни. Лично я предпочитал холодную воду или готовил кофе и чай самостоятельно, доставая их на кухне благодаря личным связям. Очень забавно заканчивались перебранки австрийцев с баварцами, когда они обзывали друг друга «пруссаками», употребляя принятое на юге Германии ругательство по отношению ко всему духовно чуждому.

Меня поражало, насколько сильно ненавидели друг друга баварцы и австрийцы. Для обычного простолюдина не было более серьезного оскорбления, если утверждалось, что «грубые» баварцы и «ворчащие» австрийцы имеют одни и те же корни. Баварцы считали себя прилежными, солидными и храбрыми, а австрийцы – мудрыми, утонченными и остроумными. И в этих самооценках они были правы.