Русский дневник

Мужчины в основном обрабатывали землю, а женщины своими ловкими пальцами собирали чай. Они медленно двигались вдоль длинных рядов чайных кустов. За работой они пели, перекликались и выглядели очень колоритно. Капа сделал множество их фотографий. Здесь, как и везде, были предусмотрены награды за высокие профессиональные показатели. Так, среди работниц была девушка, которая получила медаль за скорость сбора чая. Действительно, когда она собирала свежие зеленые листочки и складывала их в корзину, ее руки летали над чайными кустами со скоростью молнии. Темная зелень чайных кустов и цветные женские одежды на склоне холма создавали живописно картину. А у подножия холма стоял грузовик, на котором свежесобранный чай увозили на перерабатывающую фабрику.

Мы последовали за грузовиком на чайную фабрику, которая была полностью механизирована. Измельчители разминали чай, после чего он окислялся и на транспортерах проходил через сушильные установки. На фабрике работали почти исключительно женщины – директором была женщина, дегустаторами – женщины. Они же обслуживали машины, на которых измельчался и окислялся чай, женщины же его сушили в печах и упаковывали. Мужчины только перетаскивали ящики с упакованным чаем.

Директор фабрики, красивая женщина лет сорока пяти, – выпускница сельскохозяйственного учебного заведения по специальности «Чай». Ее фабрика производит много сортов чая – от лучших, состоящих из маленьких верхних листочков, до плиточного чая, который отправляют в Сибирь. Поскольку чай является главным напитком русского народа, чайные плантации и чайные фабрики принадлежат к одной из самых важных отраслей региона.

Когда мы уезжали, директор подарила каждому из нас по большой пачке замечательного местного продукта. Это был отличный чай! Мы уже давно бросили пить кофе, потому что тот напиток, который здесь называли «кофе», совершенно никуда не годился. Мы уже привыкли пить чай, и с этого времени стали сами себе его заваривать на завтрак. Наш чай был намного лучше того, что продавался.

Мы остановились возле небольших детских яслей, где полсотни крошек танцевали на зеленой траве – это были дети женщин, которые работали на чайной плантации. Капа отыскал красивую маленькую девочку с длинными локонами и огромными глазами и хотел ее сфотографировать, но она смутилась и заплакала так, что никто ее не мог успокоить. Тогда он сфотографировал маленького мальчика, который тоже заплакал. Одним словом, Капа – друг детей. Воспитательница сказала, что девочку было трудно успокоить, потому что она – не грузинка, а украинская сирота, которую взяли в грузинскую семью. Пока она чувствовала себя скованно, потому что еще не могла говорить по-грузински. Многие грузинские семьи приняли детей из разрушенных районов, поскольку эту богатую землю не затронула война и люди чувствовали ответственность по отношению к остальной стране. То и дело мы останавливались у маленьких домиков и заходили внутрь. Возле каждого дома были огород и сад. И в каждом доме нас угощали горстью фундука, или каким-то местным сыром, или свежим черным хлебом, или хозяин просто срывал грушу с дерева, которое росло за домом, или дарил нам гроздь винограда. Нам казалось, что мы и так непрерывно едим, но отказаться не было никакой возможности. Мы также попробовали грузинскую водку, которую не рекомендуем никому, ибо это жидкий огонь, это страшно крепкий напиток, и наши желудки просто не смогли ее принять. Строго говоря, это вообще не водка, а то, что мы привыкли называть граппой, то есть продукт перегонки выжимок винограда, которые остаются после производства вина. Для нас она оказалась слишком жестоким испытанием.

Мы потихоньку начинали верить, что у русских (в широком смысле) есть секретное оружие, действующее, по крайней мере, на гостей, и это оружие – еда.

Когда еда перестала помещаться в желудки, нас нашел руководитель хозяйства. Это был высокий стройный человек, который ходил в форме без погон и жесткой фуражке. Оказывается, он хотел попросить нас зайти к нему в дом и перекусить чем бог послал. Через Хмарского и еще одного переводчика мы объяснили, что если съедим еще хоть кусочек, то нас точно разорвет. Тогда он объяснил нам, что вся еда будет чисто символической – «сущие крохи» – и что на самом деле он просто хотел пригласить нас в свой дом выпить с ним по бокалу вина, и, если мы согласимся, то это будет для него великая честь.

Мы потихоньку начинали верить, что у русских (в широком смысле) есть секретное оружие, действующее, по крайней мере, на гостей, и это оружие – еда. Мы, конечно, не смогли отказаться перекусить и выпить бокал вина, и мы пошли с ним к его дому, аккуратному маленькому домику, который стоял на холме.