Всего из Югославии или эмиграции в Испанию прибыли около 1700 человек, причем из СССР прибыли около 90 человек. Около 800 югославских интербигадовцев сложили свои головы на Пиренеях, 15 из них приехали в Испанию из СССР. Во Франции по окончании войны были интернированы около 500 человек. В 1941 г. удалось перебросить в Югославию около 250 югославских «испанцев», причем каждый пятый из них приехал в Испанию из СССР. На первый взгляд цифры не так велики. Однако практически во всех краевых штабах присутствовали ветераны-«испанцы», еще больше их было среди командиров и комиссаров партизанских отрядов, возникших в 1941 г. Кроме того, «испанцы» составляли кадры руководителей и инструкторов по диверсионной и разведывательной (контрразведывательной) деятельности. Первый командир 1 й пролетарской бригады и его заместитель, пять из девяти первых партизанских дивизий и первые два командира партизанских корпусов в 1942 г. также были «испанцами». В 1943 г. из семи командиров главных штабов трое были «испанцами». В 1944 г. из пяти руководителей главных штабов партизан четыре человека были «испанцами»[569]
.Хотя не каждый югославский интербригадовец, оказавшийся на Родине в 1941 г., получил специальную подготовку, большинство из них эту подготовку все-таки получили в СССР или в Испании, от советских инструкторов или югославов, обученных до этого советскими инструкторами.Очень трудно точно оценить роль, которую партизанская подготовка в СССР и Испании сыграла в процессе созревания югославских партизанских кадров. Конечно же, местные обстоятельства и личные качества руководства КПЮ имели в развитии партизанского движения немалое значение. Активизации партизанской войны способствовали и сами оккупанты, а точнее, их хорватские помощники, проводившие в 1941–1942 гг. политику геноцида сербского населения. В результате до 1943 г. большинство партизан были сербами из Хорватии и входившей в НГХ Боснии. Партизанское движение на территории НГХ было самым мощным до осени 1944 г., и, по словам хорвата В. Бакарича, политического комиссара Главного партизанского штаба Хорватии, до конца 1942 г. «представляло собой сербское движение сопротивления»[570]
. В этом смысле характерно донесение Тито о причинах поражения в Апрельской войне, прибывшее в ИККИ 28 июня 1941 г. В нем хорват Тито, хотя и не избавился от традиционного для Коминтерна поиска вины «великосербской буржуазии», честно отметил, что «…пятая колонна имела своих представителей в самых чувствительных местах. В отделах по снабжению армии сидели белогвардейцы и хорваты, которые действовали так, что снабжение все время прерывалось», а в то же время «…моральный дух солдат, а особенно сербов, был очень высок»[571]. Вероятно, в первый раз во внутренних отчетах о ситуации в Югославии появились положительные слова о сербах, а не о хорватах. Значение сербов как главных противников немецкой оккупации Югославии понимали и в Москве. Уже 22 июня 1941 г. в своей речи о нападении Германии на СССР, В.М. Молотов среди жертв немецкой экспанции упомянул только сербов[572]. В то же время федералистские и югославские идеалы КПЮ помогли партизанам стать куда более массовым движением, чем ЮВвО. Партизаны значительно расширили свои ряды в 1943 г., когда после переворота в Италии стало ясно, что Третий рейх, а значит, и НГХ осуждены на поражение.И все-таки роль партизанской подготовки, которую югославские кадры получали от советских инструкторов в СССР и Испании, была очень значительной. Это становится особенно очевидно, если вспомнить, что в тридцатые годы СССР фактически был мировым лидером в обучении кадров подрывным и диверсантским технологиям: массовое применение снайперской и парашютной подготовки, разработка тактики партизанских действий и диверсионной деятельности и т. д. Важен был и «репродуктивный» подход к преподаванию, превращавший успешно закончившего курс слушателя в потенциального инструктора.