— А-а-а, — пронзительно завизжала Гепардиха и попыталась вырваться. Да не тут-то было: Янка прилипла, как репей.
— Давай!.. Ату!.. Дави!.. Бей! — понеслись со всех сторон крики. Зрители — и прихлебательницы, и случайно оказавшиеся рядом — кричали, улюлюкали, визжали, поддерживая, подбадривая, науськивая. То ли Гепардиху на Янку, то ли Янку на Гепардиху. То ли просто выражая чувства и эмоции. Разбираться было некогда.
Янка, вцепившись в волосы Гепардихи, будто в мочалку, рвала и рвала белые пряди. А дезориентированная противница орала как недоеная корова и беспорядочно размахивала длинными руками. Но достать Янку не могла, потому что та, прыгая будто кузнечик, ускользала от направленных в пустоту ударов.
— Что здесь происходит?!! — Резкий голос разорвал вопящий круг болельщиков. — Что происходит?!! Прекратить немедленно!!!
Янка, в последний раз рванув белую паклю, отскочила в сторону. Поверженная Гепардиха разогнулась. Прическа ее стояла колом, глаза были в разводах размазанной туши, щеки покрыты лихорадочными пятнами, губы из-за расплывшейся помады казались бесформенным красным пятном. «Двадцать баллов», — прозвучало беззвучное в голове Янки.
— В чем дело?! — Директриса переводила возмущенный взгляд с растрепанной Гепардихи на тяжело дышащую Яну. — Что вы тут устроили?!
— Она… Она… — Гепардиха вдруг завыла навзрыд. — Она…
— Мостовицкая! Идите, умойтесь! Белозерова — со мной.
Возмущенная директриса, будто океанский лайнер, поплыла прочь из класса. Янка двинулась вслед. Жалкая Гепардиха, размазывая сопли и слезы, спотыкаясь на высоких каблуках, побрела в туалет.
— Белозерова, я от вас не ожидала! — были первые слова директрисы, когда она вплыла в просторный кабинет, попасть куда боялась вся школа. — Вы приличная девочка! Как вы могли!..
— Зря не ожидали, — сообщила Янка.
— Что?! — Глаза директрисы полезли на лоб.
— Зря не ожидали, — бесстрашно повторила Янка.
— Это… Это что такое?!
— Это ваша обязанность, как педагога, следить за порядком в школе, — невозмутимо продолжала Янка. — Вы знаете, что здесь творится? Вы знаете, что не проходит недели, чтобы кого-нибудь не избили?
— Что?! — опешила директриса.
— Спросите девчонок. Каждую неделю! Мостовицкая, Перминова, Кабакова… Кто там еще в их компании? На заднем дворе, за сараями — вызывают, как они говорят, на разговор. Почему вы, директор, не в курсе того, что тут творится?
Директриса стояла разинув рот.
— Я, как учащаяся в данной школе, хотела бы попросить вас разобраться в ситуации, — казенным тоном произнесла Янка.
— Я… Я разберусь, — машинально сообщила директриса, пытаясь прийти в себя.
— Хорошо. Спасибо, — царственно кивнула Янка. — Я могу идти?
— И-идите, — заикаясь, произнесла директриса.
«Двадцать пять баллов», — прозвучало беззвучное, пока Янка, оставив за спиной ошеломленную директрису, уверенно шла к двери.
Янка вышла на крыльцо школы, глубоко вдохнула свежий весенний воздух. От открывающихся в игре перспектив захватывало дух. Самое главное, она не делала ничего особенного. Она просто вела себя так, как ей хотелось. Так, как было правильно в данный момент, а не так, как требовало воспитание или правила приличия.
Она шагнула с крыльца.
— Яна… — раздался мальчишеский голос рядом. Она обернулась: прислонившись к дереву, стоял Роман. Он оттолкнулся от ствола, шагнул ближе. — Я тебя ждал…
— Зачем? — подозрительно спросила Янка.
— Хотел проводить. Можно?
— Да не вопрос, — улыбнулась Янка. — Буду рада.
И прислушалась, ожидая голоса. Но тот молчал. «Бонус, наверное», — улыбаясь про себя, подумала Янка.
— Привет, мамочка! Помочь тебе?
Мама стояла на кухне, крошила лук и время от времени вытирала тыльной стороной ладони слезы.
— Помоги, пожалуйста, — всхлипнула мать. — А то я вся уплакалась…
Она передала нож и доску с недокрошенным луком дочери и, перейдя к столу напротив, взялась за картошку. Произнесла, не оглядываясь:
— Везет тебе, не плачешь от лука. Вот появится у тебя мальчик, выйдешь замуж, будешь готовить каждый день, поймешь, как это ценно…
«Кажется, уже появился…» — скромно подумала Янка.
— Добрый вечер, девочки, — отчим по обыкновению полубоком протиснулся на кухню. Посмотрел на мать, на Янку. — Вижу, заняты делом? Не буду мешать вам. Позвольте только бутылочку пивка — для поднятия аппетита, так сказать…
Отчим шагнул к холодильнику и, проходя за спиной матери мимо Янки, как будто случайно — тесно же на кухне — прижался бедрами к ее ягодицам. Янка аккуратно положила нож и решительно повернулась к отчиму:
— Павел Константинович!
— Да, деточка… — фальшиво улыбаясь, произнес он, останавливаясь у холодильника.
— Если вы еще хоть раз позволите себе что-то такое, если еще раз будет хоть малюсенькое движение в мою сторону, я посажу вас. Клянусь. Как растлителя несовершеннолетних. От двух до пятнадцати.
— Что?! — Тощие щеки отчима затряслись от возмущения, но в глазах явственно плеснулся испуг.
— То, что вы слышали, — отрезала Яна.
— Яна! — Шокированная мать смотрела на нее широко распахнутыми глазами. — Думай, что говоришь!