Русский флаг

Поэтому, когда 14 августа Пастухов, находясь при Изыльметьеве и Завойко на Кошечной батарее, увидел шедшего по берегу Арбузова и перехватил недоуменный взгляд губернатора, он понял, что быть грозе. Но, против всех ожиданий, Завойко встретил своего помощника сдержанно. Довольно мягко, может быть именно потому, что все ждали грозы, он напомнил о необходимости отъезда.

Арбузов, вначале внутренне робевший, приободрился, встретив такой прием. Он увязался за Василием Степановичем, поминутно суясь во все дела.

На Перешеечной батарее работы подходили к концу. В нишах, закрытых от попадания снарядов со стороны Авачинской губы, устанавливали железные цистерны для хранения пороха, так как порохового погреба поблизости не было. На батарейную площадку укладывали импровизированные орудийные платформы, а со стороны внутреннего рейда, через бугор, подтаскивали длинные двадцатичетырехфунтовые пушки, снятые с правого борта "Авроры". Тут находился и инженер-поручик Мровинский, всегда аккуратный, подтянутый, с бледным, очень усталым лицом.

Группа рабочих - среди них Никита Кочнев и лобастый, большеголовый солдат сибирского линейного батальона Никифор Сунцов - водворила на место тяжелую цистерну, и теперь люди, измазанные землей, потные и всклокоченные, стояли, застигнутые начальством.

Завойко присел на казенную часть пушки.

- Что, ладно гнездышко? - спросил он.

Люди молчали. Чувствовалось, что они не разделяют мнения Завойко.

- Отвечайте же! - прикрикнул Арбузов, заметив здесь и своих людей.

- Так точно! Ладно гнездышко, ваше благородие! - тотчас же прокричал солдат высоким голосом.

Никифор Сунцов посмотрел на Завойко из-под тяжело нависшего лба и кустистых бровей и, обнажив желтые от табака зубы, сказал:

- Ладно-то оно ладно... Однако ж тут способнее чай кушать... Красота необыкновенная!

На полных губах Сунцова, которые не могли спрятаться в пышных рыжеватых усах, играла улыбка человека, способного при желании рассмешить всех, но из такта и приличия не делающего этого. А вид с батареи открывался поистине редкостный! Ветер играл мелкой волной, и солнце щедро роняло в залив золотую стружку. Вдали, слева, вставали утесистые, покрытые лесом берега внутренней Тарьинской бухты, мыс Калауш, а справа живописные, изрезанные ручьями берега Маховой бухты.

- Говоришь, способнее чай кушать? А службу боевую нести? - спросил Завойко.

Сунцов замотал головой:

- Не приведи господи!

- Что за вздор! - вспыхнул Мровинский.

- Погодите, погодите, господин Мровинский, - остановил его Завойко. Объясни-ка мне, голубчик, отчего ты так думаешь?

На лице Сунцова, крупном и добродушном, погасли огоньки юмора, он ответил, осторожно подбирая слова:

- Так что считаю... ваше превосходительство, местность открытая... Защиты от огня не имеется... прислуга, прямо сказать, как есть голая, незащищенная... Окромя пяток, - закончил он, улыбнувшись, и показал на земляную стену, в которую упиралась батарея.

- Глупости! - Мровинский недовольно надул губы и махнул рукой. - Я уже докладывал вам, Василий Степанович, что корабельная артиллерия не может действовать по возвышенности иначе, как полузатопив суда. А ты как полагал? - обратился он к Сунцову.

- Не могу знать, - ответил солдат.

- Дур-р-рак! - звучно произнес Арбузов.

- А коли приспособятся?! - вставил негромко Никита Кочнев. - Коли приспособятся по горке стрелять?

- Это невозможно, - нетерпеливо сказал инженер. Его тяготил спор, к которому Завойко и Изыльметьев прислушивались слишком внимательно.

- Ныне нельзя, а завтра можно. Хитрость и разум чего не сделают! А вот за день крепости не насыпишь, - проговорил Кочнев и показал на слабо очерченные фасы батареи.

Арбузов не торопился уходить с батареи. Уже Завойко с чиновниками скрылся за скалистыми выступами горы, а Арбузов стоял перед Сунцовым, не сводя с него взбешенного взгляда. Затем мельком глянул в спину удалявшемуся Изыльметьеву, поднялся на носки и оглушил солдата ударом кулака. Никифор Сунцов едва устоял на ногах.

- Поговори у меня... Скотина! - прохрипел Арбузов, потирая ушибленный сустав.

Что-то заставило Изыльметьева обернуться. И хотя Арбузов уже шел к нему, а солдат все еще стоял неподвижно, не осмеливаясь утереть кровь, Иван Николаевич понял все. Окинул тяжелым взглядом молодцеватую фигуру Арбузова, широкие плечи в золоченой бахроме эполет, отвернулся и быстро пошел вперед, нагоняя Завойко. В бессильной ярости думал Изыльметьев о том, что Арбузов капитан второго ранга, командир над портом и волен поступать так, как ему заблагорассудится.

Когда группа офицеров вышла к Сигнальной батарее, где развевался крепостной флаг, Завойко, шедший рядом с Иваном Николаевичем, повернулся к Арбузову и вполголоса сказал:

- Что за ругательства без нужды и повода! Потрудитесь тотчас же исполнить мое приказание. Я готов беседовать с вами после того, как вы возвратитесь из Большерецка. Прощайте!

Пропустив мимо себя Мровинского и Пастухова, Арбузов повернулся и, спотыкаясь о камни, быстро зашагал обратно, к Перешеечной батарее, где никто не мешал ему выместить злобу на солдатах.

IV