«Slawische Gefahr» стала жупелом в речах немецких «ре-алист-политиков» и отставных генералов. Весной 1913 г. открытое противопоставление «германства» и «славянства»41
впервые прозвучало в речах (самого канцлера Т. фон Бетман-Гольвега) в германском парламенте. Военные в статьях указывали на недопустимо слабые силы в приграничной Силезии, придавая дополнительный накал спорами вокруг увеличения кадровой армии.42 Австро-Венгрия получала все большее влияние на германскую внешнюю политику, так как именно она рассматривалась как первая жертва будущего натиска славян, а ее дипломаты уже тайно гарантировали Бетману, что в случае войны удастся сделать виноватой в ней Россию.43 Защитникам Дунайской монархии удалось убедить Пангерманский союз и часть населения Германской империи, что будущая война будет схваткой двух миров — германского и славянского, который поддерживает исконный, но уже битый враг немцев, — галлороманский.44 Основным доказательством и главным средством запугивания являлись данные демографии,45 действительно свидетельствовавшие о стремительном росте славянских народов, хотя и количество немцев росло относительно других народов Западной и Центральной Европы довольно быстро. При этом умнейший политик Германии начала XX в. В. Ратенау, невзирая на пропагандистский угар и не разделяя националистических немецких взглядов, будучи евреем, писал, что германцы и особенно пруссаки вообще на три четверти славяне. Австрийцы и вовсе считали людей, живущих к востоку от Эльбы, действительно сильно отличавшихся от баварцев и швабов, не совсем немцами.46 Этот же мотив затем встречался в западной антигитлеровской пропаганде эпохи Второй мировой войны: наличием славянской крови будут объяснять агрессивность пруссаков по сравнению с немцами южной и западной Германии.47Отъявленная истерия в России относительно Боснийского кризиса, рассуждения о «дипломатической Цусиме», то есть о вынужденном согласии признать аннексию Боснии, особенно показательны в сравнении с тем, как Австро-Венгрии в принципе отказывалась признать себя виновной в одностороннем нарушении баланса. События вокруг Боснии в действительности представляли собой сделку великих держав, порожденную очередным витком политической нестабильности в Османской империи.48
В ходе этих событий планируемый взаимовыгодный компромисс, с учетом позиции России действительно не состоялся, однако Австро-Венгрия не стала из-за этого отказываться от уже начатой акции, согласованной в том числе и с «владельцами» Боснии, то есть с турецким правительством. Последующее возмущение России оказалось лишь попыткой возложить вину за собственные промахи и неоправданные надежды на «неблагодарную Австрию», в том числе за счет провокаций панславистских выступлений. В порожденном за этим почти беспрерывном кризисе на Балканах главным проигравшим оказалась, помимо Турции, именно Австро-Венгрия, однако эффектом оскорбленного самолюбия пользовалась в своих и других славянских стран интересах именно Россия, намеренная добиться-таки права на провод через Проливы своих военных судов.Немалое недовольство нарушением столь долго сохраняемого status quo выказали и основные союзники обоих «двуглавых орлов». После краха надежд на «новый Бьёрк», во время «свидания» императоров России и Германии в Потсдаме, в ноябре 1910 г., стали очевидны черты нового, последнего перед войной этапа русско-германских взаимоотношений, в 1911–1914 гг.49
Попытки деловых кругов достичь договоренности, гарантировавшей дальнейшее мирное сосуществование держав, столь связанных друг с другом экономически и идеологически, были неудачны.50 Немцы, так же как и впоследствии большевики, уверенно объясняли маневры и колебания в политике контрагента наличием двух борющихся партий, военной, или «панславистской», под руководством Николая Николаевича51 и мирной, под руководством получившего отставку в конце января 1914 г. В. Н. Коковцова и влиятельных финансистов.52 На этом этапе колебаний в позиции обоих монархов больше не наблюдалось, присутствовало только невмешательство в эскалацию конфликта. Попытки русо- и германофилов в обеих странах нейтрализовать ситуацию успеха не имели.53 Германофилы П. Н. Дурново с его известной запиской февраля 1914 г. Николаю II о перспективах возможного русско-германского конфликта,54 а также русский дипломат Р. Р. Розен и его меморандум лета 1912 г. о европейской политике России55 уже не смогли как-нибудь повлиять на развитие ситуации.