Русский фронтир

Но при этом до сих пор никто не погиб, поскольку весь экипаж «Иерусалима» собрался в самом защищенном отсеке корабля. В том, который не улетел и не развалился, а покружив немного, начал неуправляемый спуск к планете, постепенно набирая скорость и окутываясь пламенем – результатом жуткого трения при входе в атмосферу.

Разрушаясь и раскаляясь.

Кто-то плакал – да. И сейчас это не было стыдным.

Кто-то молился – да. И сейчас это было уместным.

Кто-то ушел в себя, кто-то смотрел на иконы, кто-то пытался говорить и даже кричать – от страха, а игумен Георгий зажег тоненькую свечу, улыбнулся и произнес мягким, прекрасно поставленным голосом:

– Чудо, братья! Чудо случится сегодня, нужно лишь верить. Мир примет Храм, поскольку есть в нем любовь и благодать. Полюбите этот мир, братья, потому что он – наш. Полюбите – и случится чудо! Полюбите!

Тоненькая свеча в его руке не дрожала.

Отец Георгий улыбался.

«Иерусалим» падал, неся новому миру свет своего огня…

Григорий Елисеев Искатели Эдема

Этой ночью я опять летал. Не в холодной бездне космоса, наполненного сиянием уже мертвых звезд. Нет, сегодня мне опять приснилась Земля. Такая же, какой я запомнил ее в крайний раз, шесть месяцев назад.

Полгода. Полгода рециркулированного воздуха и искусственной гравитации. Вполне достаточно, чтобы самого стойкого из нас начинала мучить ностальгия.

Я поднялся над облаками, пронзив собой мягкую, словно сахарная вата, пелену и затем рухнул вниз, устремившись к зеленому полотну, покрытому серыми пятнами городов. Подо мной помчались заросшие лесом горы, тонкие нитки автострад и петляющие ленты рек. Земля приближалась с каждой секундой, и вот я уже мог различить отдельные детали: идущие по рельсам поезда, стоящие на переездах машины, одинокие избушки в лесной глуши. Я летел над полями и рощами, куполами церквей и небольшими деревнями. Внизу мелькали мосты и проселочные дороги, а затем их сменили широкие автострады, ведущие к мегаполису, раскинувшемуся у горизонта. Серые силуэты небоскребов растворялись на фоне голубого неба. Но вместо того чтобы направиться туда, я сменил курс и полетел к бесконечной глади лазурного океана. Через несколько мгновений огромный город растаял в дымке, а я пересек побережье с его золотыми пляжами, нагретым на солнце асфальтом и белыми кубиками санаториев. Выставив руки перед собой, я словно спортсмен-ныряльщик по дуге вошел в теплую воду.

Неожиданно оказалось глубоко, но солнечные лучи пробивали толщу воды до самого дна. Внизу на бесконечной песчаной равнине росли целые леса из водорослей и поднимались живые разноцветные горы – коралловые рифы. Между ними сновали косяки рыб, парили полупрозрачные медузы, «летали» огромные скаты. Чуть дальше резвились стаи дельфинов, а позади них проплыли три больших темных силуэта – киты.

Уничтоженное в двадцатом – двадцать первом веках видовое разнообразие было восстановлено в начале века двадцать второго. Этому способствовали новейшие открытия в медицине и генной инженерии, позволившие воссоздать из мертвых и клонировать целые виды. Построенные на шельфах очистные сооружения и наноботы, пожирающие химикаты, вновь превратили токсичную свалку, которой стал океан, в цветущий, живой мир.

Я вынырнул и увидел вдалеке снежно-белые шпили плавучей исследовательской станции. Издалека они больше походили на громадные айсберги, сверкающие под лучами жаркого летнего солнца. Проект «Плав-Ф», разработки наших – имперских инженеров. Впрочем, в народе это техническое чудо называли просто «Китеж-град». Оно и правда напоминало целый город, способный по желанию уйти под воду и, закрепившись на морском дне, стать базой для флотилии научных судов.

С такого расстояния плавучий мегаполис казался всего лишь игрушечной моделью. Через секунду он и правда превратился в нее, уйдя на задний план и встав на полку, а я склонился над недоделанным остовом звездолета.

Я сидел в своей комнате в общежитии академии с пинцетом в руке. Остро пахло модельным клеем, а я глядел на инструкцию по сборке, прикидывая, как правильно подвесить макропушку сверхтяжелого крейсера «Бородино» на его левый борт. Отложив пинцет, я повернулся к окну. Стоял погожий летний день. Безоблачное, бесконечно высокое голубое небо – одна из тех многих вещей, которые ты никогда не увидишь в открытом космосе. От горизонта до горизонта раскинулась панорама Москвы. Золотые купола церквей и стеклянные шпили небоскребов сверкали на солнце. Парки и скверы утопали в зелени, по надуличным линиям метро с мягким гудением неслись монорельсовые поезда. Туда-сюда сновали разноцветные, похожие на стрекоз, гравилеты. В вышине висели платформы орбитальной защиты, едва различимые в дымке. Я распахнул окно и вдохнул жаркий летний воздух, наполненный запахом разогретой земли и городской пыли.

А затем грянул громовой удар. Я заозирался в поисках его источника, а мир перед моими глазами пошел трещинами. Звук повторился, на этот раз громче и отчетливее.

Бам!