Русский гигант КВ-1. Легенда 41-го года

Взявшись за рычаги, сержант почувствовал, что они поддаются с усилием. Кажется, взрыв снаряда, едва не пробивший броню, ударил и по рукам. Все же Егор завел двигатель и повел машину дальше.

Встречный бой шел на всем протяжении участка, где прорывались вперед немецкие танки и самоходки. В таком бою машины идут лоб в лоб, приближаясь вплотную, но стараются не подставлять более уязвимые борта. Порой стрельба идет до последнего, когда стволы пушек почти утыкаются друг в друга.

«Тридцатьчетверка» и Т-4 шли друг на друга, посылая снаряд за снарядом. Каждая из машин получила по несколько попаданий. Снаряд угодил в башню «тридцатьчетверки», исковеркав, смяв тела башнера и заряжающего.

Старший лейтенант, отодвинув в сторону окровавленные мертвые тела, сел за прицел. Он ничего не слышал, перед глазами все кружилось.

– Вперед… не сворачивать! – кричал он механику, который тоже ничего не слышал, но знал, что надо делать.

Идти вперед и не подставлять борт.

– Сейчас мы их! – выкрикивал он, вцепившись в рычаги.

Старший лейтенант с расстояния полусотни метров просадил орудийную подушку «панцера» и добил двоих оставшихся в живых танкистов из экипажа.

Он был тяжело ранен. На этот последний выстрел ушли все силы, и старлей уткнулся головой в казенник.

– Идти вперед? – уточнял механик-водитель и, не слыша командира, согласно кивал. – Протараним гада!

В последние минуты «панцер» сделал попытку свернуть в сторону, но его уже подминал, таранил двадцатисемитонный Т-34. Это была смертельная схватка. В башне «тридцатьчетверки» горело тряпье, затем огонь добрался до снарядов.

Взрывы следовали один за другим, горели бензин и солярка. Пламя превращало обе машины в груду металла, где смешалась русская и немецкая броня. После этого тарана, «панцеры» старались не приближаться к нашим машинам. Рисковать жизнью и сгорать живьем даже ради высоких целей фюрера немецкие танкисты не хотели.

Одну из «тридцатьчетверок» достало 75-миллиметровым снарядом штурмовое орудие. Машина, высотой два метра, с утопленной в корпус рубкой, угодила в нижнюю часть брони, пробила ее и оторвала ногу механику, который сразу потерял сознание.

Танк крутился на месте. Двигатель работал неровно, рывками и в любую минуту мог заглохнуть. Башнер тщетно пытался поймать в прицел «штугу», промахнулся, а заряжающий уже забросил в казенник новый снаряд.

Командир машины, младший лейтенант, с помощью стрелка-радиста стащил с сиденья истекающего кровью механика, и командир занял его место.

В эту минуту двигатель заглох, а рубка все сильнее заполнялась дымом.

– Огнетушитель! Гасите огонь! – кричал младший сержант, нажимая кнопку стартера.

Стартер звенел, но двигатель никак не хотел заводиться. «Штуга» выпустила еще один снаряд. Немецкий наводчик торопился, болванка прошла рикошетом вдоль бортовой брони. Командир башенного орудия лихорадочно накручивал рукоятки, понимая, что в запасе у него считаные минуты.

Снизу поднимался дым, застилая видимость и мешая целиться. Солярку труднее поджечь, чем бензин, но дым от нее душит человека и лишает сознания быстрее, чем бензиновая гарь.

Пламя сумели погасить, но дым помешал сержанту-башнеру прицелиться, и новый снаряд, выпущенный «штугой», ударил в орудийную подушку, отбросив сержанта от прицела.

Прежде чем он пришел в себя, немецкая самоходка всадила в «тридцатьчетверку» еще один снаряд. Из охваченного огнем танка успели выскочить лейтенант и стрелок-радист.

Командир «штуги», опытный обер-лейтенант, на этот раз совершил ошибку. Он ненавидел русских, особенно теперь, когда война затягивалась, гибли его товарищи, а нынешний поход втихомолку сравнивали с бесславным походом Наполеона.

– Добивайте танкистов, чего смотрите! – скомандовал офицер.

Но для этого требовалось развернуть «штугу», а на другой стороне поляны появился «Клим Ворошилов», русский монстр с броней, которая немецкой самоходке была не по зубам.

Оставался один выход, быстрее уходить прочь. «Штуга» успела бы спастись, если бы не эта попытка добить русских танкистов. Самоходка рванула через кустарник – времени разворачиваться не было.

Но Федору Ерофееву времени прицеливаться хватило, и действовал экипаж хладнокровно. Командир орудия Степа Лукьянов перехватил мелькавшую в кустах «штугу», хотя виднелась лишь верхняя часть рубки и короткоствольное массивное орудие.

Раскаленная шестикилограммовая болванка, летящая со скоростью семьсот метров в секунду, пробила борт под крышей рубки. Удар, нанесенный с трехсот метров, был такой силы, что броня лопнула, пошла трещинами.

Штурмовое орудие, которое так часто показывали в немецкой кинохронике, продолжало с десяток секунд свой стремительный бег, но было уже мертво. Сквозь пробоину и трещины выбивались языки пламени. Затем начал детонировать боезапас. Разлетевшуюся на куски крышу подкинуло вверх вместе с мелкими обломками, смятыми, шипящими гильзами и остатками тел экипажа.

В одно мгновенье среди зеленых кустов вспыхнул огненный шар, а на десятки метров взвилось бурое облако дыма.

Застыл и попятился под деревья Т-3 с ярко-желтыми крестами на лобовой броне и башне.