Через полчаса остатки батальона уже были в траншеях. Раненых отнесли в санчасть. Тяжелых повезли в бригадный санбат, остальным оказывали помощь на месте.
Экипаж «Клима Ворошилова» вытащил через люк тело погибшего сержанта-заряжающего. Положили его на траву рядом с машиной, накрыв окровавленную голову чистой нательной рубашкой.
– Надо бы похоронить, пока фрицы не полезли, – сказал механик-водитель.
– Перекурим и отнесем к остальным погибшим, – отозвался капитан Шевченко.
Командир орудия обходил машину и осматривал следы попаданий снарядов и осколков.
– Много насчитал?
– Четыре снарядные вмятины и одна гранатометная, почти насквозь. Осколочные десятка три, не меньше, но глубоких мало.
– Масло, вон капает, – кивнул механик-водитель. – Надо глянуть.
– Гляди, пока время есть.
Командир батальона Морозов сидел на командном пункте вместе с Ерофеевым и обсуждал, какой участок обороны займет его батальон. Здесь же сидели комиссар Малкин, заместитель Ерофеева капитан Шевченко, ротный Трифонов и старшина – сапер Леонтий Сочка.
– Это хорошо, что всю оборону переправы в один кулак собрали, – высказал свое мнение Федор Ерофеев. – Мы в полукольце сидим, и ваши люди, Василий Иванович, очень пригодятся. А насчет участка, рассредоточьте бойцов, как сами найдете нужным. Вы поопытнее любого из нас.
– Я думаю, изобретать ничего не будем, – ответил майор. – Да и в строю у меня всего сто двадцать человек осталось. Не батальон, а рота, по существу. Станковый пулемет всего один остался, артиллерии нет. Распределим людей по периметру, который ты выбрал, Федор. Углубим траншеи, отсечные ходы.
– А людей по мосту отходит много, – заметил Трифонов. – Больше чем вчера.
– Снова отступление. Выделите вместе с Василием Ивановичем десяток бойцов и забирайте у разрозненных групп пулеметы. Боеприпасы тоже пригодятся, в тылу они не нужны.
– Может и пару-тройку легких пушек реквизируем?
– Попробуй. Если командиры скандалить не будут, забирайте вместе с расчетами.
– Пушки вряд ли отдадут, – с сомнением заметил комбат Морозов. – Командиры батарей и дивизионов за них головой отвечают. Но надавить слегка можно.
Немецкие орудия вели огонь по отступающим войскам. Но мост не трогали, явно сберегая его для своих целей.
Всегда тягостна картина отступления. Уходили на восток заметно поредевшие полки и батальоны. Шагали, вымотанные долгой дорогой, разрозненные группы красноармейцев во главе с лейтенантами остатки разбитых полков.
Шли легкие танки. Со следами от осколков и пуль. На броне сидели раненые и обгоревшие танкисты. Упряжки лошадей тянули полевые орудия и гаубицы. Но артиллерии, как и бронетехники, было немного. В основном шагала пехота, «махра», как ее иногда называли.
Единственным безопасным местом для нее был мост, который немцы берегли для себя. На подходе орудийный огонь из укрытий, редких перелесков и низин собирал свою жатву.
Осколочные снаряды взрывались возле дороги, выбивая порой до десятка человек сразу. Многие шагали поодаль от дороги, укрываясь за деревьями и кустарником. Кроме того, немецким артиллеристам не давали разгуляться наши пушки и гаубицы, прикрывающие отход.
Погибших, за редким исключением, никто не подбирал и не хоронил. Командиры торопились вывести из окружения свои измотанные в боях части.
Старший лейтенант Трифонов, сержанты Лазарев и Кочура, вместе с отделением бойцов, цепко высматривали разрозненные группы и забирали ручные пулеметы. Сумели разжиться двумя «максимами». Большинство пулеметчиков отдавали свое оружие, не споря. Видимо столько пережили, что думали только об одном – быстрее выбраться из окружения, пока оно окончательно не сомкнулось.
Как правило, пулеметы были закопченные от долгой стрельбы, патронов почти не оставалось.
– Воюйте, – равнодушно протянул свой «дегтярев» красноармеец с перевязанной головой. – Только в диске всего двенадцать патронов осталось. Мне дайте взамен винтовку для отчета.
– Крепко ты пострелял из него, – рассматривал сизый от перегрева ствол опытный пулеметчик Родион Кочура. – Еще бы немного, и газоотводную трубку сжег.
– Еще немного, – в тон ему отозвался красноармеец, – и фрицы меня бы гранатами искрошили. А вот хрен им! Остались валяться перед окопом, полста шагов не добежали.
– Может, с нами останешься? – внимательно оглядев бойца, предложил ротный Трифонов. – Сержантское звание присвоим, будешь числиться в десантной роте тяжелого танкового полка. Накормим, отдохнешь, форму новую выдадим.
– Нет. Спасибо за доверие, товарищ старший лейтенант, но я уже со смертью вдоволь наигрался. Вчера не меньше двадцати дисков выпустил, десятка три фрицев точно уложил, а может, и больше. Только из нашей роты всего шестеро осталось. Мне их к своим вывести надо, прийти в себя, а дальше видно будет.
Подошел комиссар Малкин.
– А слово «приказ» тебе не знакомо?
– Вы про это спросите у тех наших товарищей, которых мы в братской могиле закопали. Девяносто человек – почти вся рота. Еще десятка три тяжело раненных в санбат отправили. Довезли их туда или нет, не знаете, товарищ комиссар?