Русский язык в зеркале языковой игры

По своему отношению к объекту комическое весьма неоднородно, это, образно говоря, целая семья, состоящая из брата и двух сестер, резко различающихся по характеру. Брат (юмор) добродушно, иногда даже со стыдливой любовью подтрунивает над частным, второстепенным, сёстры же — ирония и сатир а — злые насмешницы, отрицающие общее, основное; при этом если в иронии обидный оттенок еще несколько скрыт, то сатира бескомпромиссно враждебна к объекту.

Отношение словесной шутки к этой «семейке» не совсем ясно. Каждая шутка имеет юмористическую, ироническую или сатирическую направленность, но в отличие от юмора и, в какой-то степени, от иронии и сатиры, которые в ряде случаев читаются между строк, как бы разлиты по всему тексту, иногда очень большому (ср., например, романы Диккенса), шутка сохраняет автономию в структуре произведения и может быть извлечена из него (см. [Buttler 1968]). Языковая шутка—это цельный текст ограниченного объема (или автономный элемент текста) с комическим содержанием.

Комизм «вольный» и «невольный». Установка на комическое

1. Необходимо сказать (на материале словесного юмора) еще об одном важном противопоставлении в сфере комического — противопоставлении комизма «вольного» и «невольного». Языковая игра — это некоторая языковая неправильность (или необычность) и, что очень важно, неправильность, осознаваемая говорящим (пишущим) и намеренно допускаемая. При этом слушающий (читающий) также должен понимать, что это «нарочно так сказано», иначе он оценит соответствующее выражение просто как неправильность или неточность. Только намеренная неправильность вызовет не досаду и недоумение, а желание поддержать игру и попытаться вскрыть глубинное намерение автора, эту игру предложившего.

Есть способы обозначить эту нарочитость, эту преднамеренность. Чтобы не выходить за рамки исследования, мы укажем лишь два самых примитивных и прямолинейных способа и способ самый изощренный.

2. Самый примитивный, но, пожалуй, и самый употребительный прием дать установку на восприятие комического — это реплики типа*. Шутка! Шучу!—в случаях, когда говорящий не уверен, что его поймут правильно (слушающий также может попросить уточнений репликами типа: Это шутка? Шутить изволите?).Иногда сам жанр текста, тип издания и т. п., указывают на намеренное отступление от языковых норм. Диалог — «Тебя какая профессия привлекает?»— «Милиция»в «серьезных» текстах воспринимается однозначно как спор о профессиях, однако видя этот диалог в юмористическом журнале «Крокодил», мы ищем и легко находим другую (непременно дискредитирующую одного из собеседников!) интерпретацию глагола привлекатьи фразы в целом — ‘привлекать к ответственности’.

3. Полярно противоположный способ дать установку на комическое, настолько изощренный, что он, видимо, не осознается литературоведами (хотя само явление давно замечено),— перепев. Это явление представлялось несколько загадочным. Явное использование чужих стихов долгое время однозначно расценивалось как пародия,—до тех пор пока не заметили, что это делается авторами, которые не относятся враждебно к «пародируемым» авторам (таким, как Пушкин, Лермонтов), а даже «обожают» их! Эта тема исчерпывающе полно исследована в блестящей работе о пародии Вл. Новикова [1989], к которой мы и отсылаем читателя. Вл. Новиков отмечает, что уничтожающая эпиграмма В. Курочкина, где фигурируют реакционный историк, юрист и философ Б. Чичерин и сверхреакцион-ный журналист Фаддей Булгарин, направлена против них, а не против Пушкина, чьи стихи были использованы в эпиграмме:

Слышу умолкнувший звук ученой Чичерина речи.

Старца Булгарина тень чую смущенной душой.

Еще пример перепева:

И скучно, и грустно, и некого в карты задрать В минуту карманной невзгоды.

Жену?- но что толку жену обыграть—

Ведь ей же отдашь на расходы!

(Н. Некрасов).

Неожиданное использование Некрасовым широко известного литературного источника позволяет ему сигнализировать читателю о комической направленности стихотворения и усилить комический эффект. Вл. Новиков пишет, что перепев — это «один из способов перевода художественной энергии вечных шедевров в сатирическую злободневную энергию» [Новиков 1989: 290]. Новиков отмечает, что перепев экономит усилия пишущего, дает ему уже готовую форму, «удваивает смысловой вес бесхитростного сочинения» и одновременно приносит читающему радость узнавания, довольство «своей образованностью». Следует отметить и еще одно важное (может быть, самое важное) свойство перепева — это «переключатель», установка на к о м и ч е с к о е, призыв к читателю воспринимать описываемое в юмористическом (или сатирическом) ключе.