Русский храм. Очерки по церковной эстетике

Термин «Евразия» восходит к А. фон Гумбольдту, который обозначал им весь материк Старого Света. Этот термин был взят на вооружение и переосмыслен группой русских ученых, оказавшихся в эмиграции в смутное время, последовавшее за революциями 1917 года: «Евразией» лингвист Н. Трубецкой (1890–1938), богослов А. Карташев (1875–1960), культуролог П. Савицкий (1895–1968) и ряд их единомышленников стали называть Россию. За данной дефиницией стоял целый комплекс историософских, геополитических и культурологических идей, касающихся самой сути феномена России, ее прошлого и будущего. Это умственное движение, пик которого приходится на 1920–1930-е годы, получило название евразийства. Монографии, сборники статей, а также периодические издания евразийцев печатались в Софии, Праге, Берлине и Париже.

Историческая ситуация, в которой зарождались евразийские концепции, весьма сходна с той, которую ныне переживает Россия. Крах самодержавной монархии, равно как недавний распад СССР означали столь глубокий сдвиг на всех уровнях бытия страны, что, по-видимому, было бы правомерно говорить о смерти и новом рождении, – о «перевоплощении» себетождественной и неизменной духовной сущности Руси. Но что это за сущность? реальна ли она? и если да, то каковы закономерности ее исторической судьбы, в чем значение только что пережитого страной социального катаклизма и чего можно ждать от будущего? Революционные перемены побуждают к поискам национальной идентичности; попытками самопознания субъекта нации можно было бы назвать и евразийские теории. Евразийское видение феномена России совершается на самых разных уровнях: в учениях евразийцев можно встретить и мистические созерцания, и вполне позитивные, базирующиеся на исторических фактах обобщения, и конкретные рекомендации политикам… В некоторых кругах современной России к представлениям евразийцев относятся весьма серьезно; в последние месяцы евразийские категории все чаще встречаются в политическом дискурсе, исходящем с верхов государственной иерархии. Более того, власть совершает один за другим «евразийские» политические жесты, так что наблюдатель вправе говорить о намечающемся в российской политике евразийской линии. И можно предположить, что огромный научный штат, обслуживающий непосредственно президента Путина, всерьез берет на вооружение учение евразийцев – ради того, чтобы придать евразийству статус новой идеологии, призванной сменить идеологию марксистскую…

Основополагающим для евразийцев был географический факт – огромная территория России, включающая в себя как европейскую, так и азиатскую части. «Русский мир» – это центральный, «срединный мир» старого материка, в своеобразии которого противоречие Запада и Востока преодолено. «Россия не есть ни Азия, ни Европа, но представляет собою особый географический мир», – писал в 1933 году П. Савицкий в очерке «Географические и геополитические основы евразийства»98. Еще раньше это credo евразийцев выдвинул философ Л. Карсавин, заявив: «Россия обладает своею собственною, евразийскою природою, а не европейскою, не античною и не азиатскою, хотя она освоила наследие античной, азиатской, частью и европейской [культуры]» («Ответ на статью Н.А. Бердяева о «евразийцах»», 1926 г.)99. На деле данный тезис евразийцев означал самое резкое отталкивание от культурных традиций Европы, в которых, как считал, к примеру, тот же Карсавин, укоренен русский коммунизм: «Сейчас на первый план выдвигается преодоление европейского яда». В духе О. Шпенглера (в России – К. Леонтьева) евразийцы критиковали европейскую «цивилизацию», массовое общество за стандартизацию и секуляризацию жизни; в противоположность европоцентристской установке они выдвигали представление о «радужной сети» национальных самобытных культур (Н. Трубецкой).