Русский код. Беседы с героями современной культуры

СС: Такое положение дел подавалось как жертва, принесенная большим братом ради сохранения малых народов. Прекрасно помню, когда мы проходили через экспедиции: огромное количество человеческих ресурсов, умов направлялось на Дальний Восток и Крайний Север, в Армению, Азербайджан, Сибирь с целью изучения и фиксации малочисленных народов и этносов. Те же азербайджанцы, которые за советское время почти утратили основополагающие музыкальные жанры вроде мугама[44], были вынуждены обращаться в Московскую консерваторию, чтобы с помощью некогда собранных материалов познакомиться с музыкой, исполнявшейся на их территории шестьдесят, семьдесят лет назад.

С одной стороны, такой подход был оправдан, с другой – от русской культуры отвлекались колоссальные ресурсы, хотя и она все-таки фиксировалась. Гуманитарные вузы вывозили студентов в этнографические экспедиции для записи народных песен. В консерваториях и музыкальных училищах проводилась не только фиксация, а еще и изучение собранного материала. Все-таки в то время была здоровая инициатива, благодаря которой нам досталось колоссальное архивное наследство.

ВП: Почему традиционная культура, в том числе и музыка, – не архаика, а современность? В чем ее актуальность?

СС: Потому что это наследство создавалось людьми, имеющими связь с мирозданием, остро чувствующими связь с настоящим. Глобально ничего не изменилось: основополагающие потребности человека все те же, что и века назад. Изменилось давление медиапространства. Именно оно пытается погрузить нас в некий искусственный мир, замкнутый на самих себе.

Человек традиционной культуры вставал на землю ногами, иногда босыми, смотрел на небо и определял, что и как будет делать предстоящей весной. Моя бабушка рассказывала, что ее муж Трофим выходил в марте на улицу, смотрел на звезды, а потом говорил: «В этом году мы просо сеять не будем – ничего с ним не получится». Он каким-то образом делал прогноз, подключая многовековой семейный опыт взаимоотношений с космосом и пространством. У современного человека все иначе: для большинства из нас космос – это мультик, картинки компьютерной графики.

ВП: Что говорить о космосе – даже в народном костюме каждая строчка, каждая пуговица несла закодированный смысл. О том, как одежда влияет на человека, наши предки знали больше, чем мы.

СС: Да, мы утрачиваем качественное знание о мире и о природе вещей. Или утратили. Иногда я это слышу даже в прикладном значении, когда участники фольклорного коллектива берут народные песни и наигрыши за образцы, но не могут исполнить их так, как деревенские старики и старухи. Как ни старайся, у нас не получится так, как было в старину, – уровень познания культуры другой, мы не понимаем механизма создания вещей, их появления на свет. Это загадка для нас сегодняшних, постигших цифровой мир, считающих его вершиной развития цивилизации.

Мы покорили космос, но лишь технически, а простые вещи нам недоступны. Как этому помочь? Только углубляться, укореняться в традиционную культуру, цепляясь за каждый еще оставшийся штрих.

ВП: Как объяснить среднестатистическому человеку, влюбленному в глобальный мир и в открытые границы, что важно сохранить именно национальную культуру?

СС: Глобализация – данность сегодняшнего дня: многие говорят на одном – английском – языке, пользуются единой валютой. На самом деле этого хотят не простые люди, а те, кто принимает решения на уровне государств. Мир полон прекрасного своеобразия, но политики жаждут запихнуть его в безликие рамки, им это выгодно. Люди в большинстве своем понимают, что правит либо дух, либо материя, и делают правильный выбор, но элиты не позволяют им неотступно следовать по верному пути.

Носитель любой традиционной культуры ее понимает и может расшифровать, даже если она принадлежит другому народу. Приведу пример. В Москве проходили фольклорно-этнографические концерты, где выступали коллективы со всей России. Глядя на представителей культур, которые географически далеки друг от друга, я понимал, как много между ними общего. Другой пример: однажды по телевизору шел репортаж о трагедии в Африке – оператор выхватил женщину, плачущую над убитым. Меня пронзила мысль: на уровне архаичной формы, художественного высказывания об отношении к погибшему мы абсолютно идентичны – будь то Центральная Африка, Юго-Восточная Азия или Россия. Выражение эмоций на архаичном уровне везде одинаково – две женщины, рязанская или африканская, плачущие по сыну, хорошо бы друг друга поняли, несмотря на принадлежность к разным культурам.