Русский код. Беседы с героями современной культуры

СС: Во многом отсутствие разграничения того, что красиво, а что нет, действительно связано с утратой традиции. В ней были заложены механизмы понимания того, как должно быть. Но эти механизмы оказались уязвимы: бессмертие состояло в том, что нравственные, духовные, художественные критерии передавались естественным путем до тех пор, пока живы носители традиции. Даже при потере родителей у человека оставались бабушки, дедушки – и связь сохранялась. Традиция потеряла свою эффективность, когда прогресс породил шайтан-машины, которые могут воспроизводить все что угодно, не требуя от человека коммуникации с предками. Мы перестали узнавать и запоминать, полностью положившись на электронные носители. Маленький диск вмещает терабайты музыки – больше, чем память каждого из нас. Но уронишь его – и все, информация исчезла! Цифровая память крайне ненадежна. Маленькая диверсия – и память человечества стерлась. Наследуется только то, что человек может передать из уст в уста.

ВП: В иконописи, в народной культуре есть понятие канона. Хорошо ли постоянно копировать канон? Разве он не теряет свою живую силу?

СС: Абсолютного копирования не бывает. Не было его даже в традиционной культуре, потому что творцы – живые люди, бесконечные струи потока. Мы даем свой отклик и растворяемся в этом потоке, посылаем знак вечности, с которой мы связаны, о том, что живем сегодня. Мы – мостик между прошлым и будущим. Без этого мы превратились бы в копировщиков.

ВП: Как будто есть большой холст, над которым трудились многие поколения живописцев. А сейчас ты вносишь что-то свое, оставляешь часть себя. И этот же холст продолжат потомки.

СС: Именно так. И все наслоения живописи продолжают нести свою энергию, они живы.

Разговор с Алексеем Гинтовтом

ВЕРОНИКА Пономарёва: Алексей, как ты оцениваешь современное положение российской культуры? Можно ли нащупать ресурс, который поможет поверить в ее будущее и убедиться в ее самоценности?

АЛЕКСЕЙ Гинтовт: Нынешнее положение можно назвать печальным, но оно нисколько меня не удивляет, потому что в юношеском возрасте я застал культурную катастрофу, проявления которой наблюдаю до сих пор. Поступательного развития, ясного движения в нашей культуре не случилось. Время от времени появляются очаги сопротивления: возникают героические одиночки, иногда они объединяются в недолговечные союзы. Мы живем в ситуации перманентной катастрофы, имеющей апокалиптическую сущность. В связи с этим перспективу человечества я вижу как убывание от Золотого века к Серебряному, а затем к бронзовому, который, кстати, должен быть здесь и сейчас, но мы его не наблюдаем. Если и обсуждать восходящий ток, то это должна быть современная территория бронзового века. Вместо чрезвычайной полноты, ясности, вертикали духа пока я преимущественно вижу бесконечное убывание, распад и деградацию.

ВП: То есть нет никаких признаков грядущего рассвета?

АГ: Давай посмотрим на сегодняшнюю культуру честно. Расцветающая, здоровая, сильная культура выглядит совершенно иначе. Ее основополагающим свойством является экспансия. Можно ли говорить об экспансии в наши дни? Мы отчетливо убываем. Русская культура сжимается, все меньше людей говорят на русском языке.

Территориальную, а вместе с ней и культурную экспансию вели русские императоры, присоединяя кто десятки тысяч, а кто и миллионы квадратных километров. Отчетливо экспансивный характер также имел проект Советского Союза: впервые за всю историю наше влияние выхлестнулось за пределы континента, шагнуло в Европу, Африку, Южную Америку. Эти вполне освоенные, но не до конца изученные исторические явления хранятся в народной памяти. Сравнивая с ними сегодняшнюю действительность, трудно увидеть завязь новой экспансии. Но, может быть, утро 24 февраля есть тот тревожный, смертельно опасный, но долгожданный поворот к новой экспансии. Состоится она или нет, зависит и от нас.

ВП: В чем заключается миссия традиционной культуры?

АГ: Традиция – это платформа, на которой зиждется вообще все. В индоевропейской культуре она напрямую соотносится с понятием социальной справедливости, с построением иерархии власти, где наверху – священный царь, философ, мудрец, а за ними следуют крестьяне, ремесленники, труженики. В результате формируются гармонические взаимоотношения всех участников социума. Полагаю, дальше есть смысл говорить об идеале.

ВП: В своем творчестве ты постоянно отсылаешь к идеалу, к большому стилю, который рождается от определенной идеологии. Какие условия должны совпасть, чтобы начался культурный ренессанс и большой стиль возродился, пришел на смену деградации, ведущей к упадку и смерти? Или же деградация неизбежна, потому что предопределена природными, неотменимыми циклами истории?

АГ: Река истории течет вниз. Но надежды на возрождение всегда могут осуществиться, ибо над земной иерархией есть небесная.