Русский код. Беседы с героями современной культуры

Получается запутанная штука. Разве условный министр культуры условного региона будет заниматься компьютерными играми или TikTok, отслеживать миллионы просмотров у какого-то условного блогера? Если блогер начнет терять просмотры и подписчиков, никто и не подумает идти к министру культуры с вопросами по этому поводу.

Весь этот символический обмен, если пользоваться терминами XX века, происходит все более интенсивно и без определяющей роли государства. Я бы даже утверждал, что у молодого человека, реализующего творческие запросы в Сети, значительно больше контактов с эстетическим, со средой, живущей по законам целесообразного и красивого, нежели у его сверстников в реальной жизни сорок-пятьдесят лет назад.

Очевидно, что современная культура, не особо задумываясь, вбирает в себя балеты, академические театры, музеи, симфонические оркестры, TikTok и YouTube, рекламу, моду, дизайн, урбанистику и прочие сиюминутные прелести.

Культура с большой буквы, про которую любая девушка из TikTok тоже знает и которую понимает, все-таки существует, но уже в другой системе координат. Потому что эта девушка не только босоножками интересуется – она либо на филармонический концерт ходила, либо в музей Свибловой[45], либо на «Щелкунчика», либо видела в интернете выступление «Металлики» с симфоническим оркестром. А если не «Металлики», то Димы Билана, но все равно с симфоническим оркестром, где аранжировщик качественно сделал партитуру.

Можно бесконечно обрисовывать облако этого вопроса. Где же границы современной русской культуры и в чем ее суть?

ЕВГЕНИЙ Фатеев: Ты обозначил две важные проблемы. Первая: культура – это про управление. Девушка в TikTok будет производить контент и, безусловно, будет его потреблять. Кстати, «Каприз № 24» Паганини она поймет. И симфонический поп она поймет. И что-то поймет про Пименова и про Айвазовского. В 1920–1930 годы наша культура пробовала поучиться управлению, а потом бросила – сначала шла война, потом зарождение и развитие советского общества потребления в 1950–1960 годы, было не до этого. Потом случился застой, когда мало что можно было сделать, а в девяностые все пошли вразнос. И сейчас мы так оглупели, что остервенело потребляем все подряд. А ведь управление – это самое главное. Запад весь двадцатый век учился управлять, в том числе посредством культуры. И еще очень важная вещь: сейчас правильно говорить о культуре можно только очень скучно, а это мало кому интересно.

Вторая проблема – медийная логистика. Создается огромная, разветвленная система медийной логистики, которую нужно чем-то заполнять. В моей системе координат кинотеатр, книга – тоже медийная логистика, способ доставки контента. Для меня миры «Звездных войн» или «Властелина колец» стали модельными: есть якорный контент в виде книги, потом появляется фильм, и далее контент размазывается по множеству логистических каналов.

Теперь смотри: у нас построили более двух тысяч кинотеатров и пять тысяч залов – и вдруг из-за санкций голливудское кино исчезло. Показывать стало нечего! Скажу простую вещь, которая почему-то сложно понимается. Мы скопировали у западных стран разные логистические каналы – TikTok, кинотеатры, огромные книжные магазины, но не можем наполнить их собственным содержанием. Это говорит о том, что Запад работает с нами, как со всеми колониальными странами. И это задача, требующая решения. Стосорокамиллионная страна должна быть суверенной, упертой, сдвинутой на самой себе, чтобы играть на своем поле – оставлять следы в книгах и кинематографе, в интернете, в играх. Кстати, в России с играми все очень плохо.

ЭБ: Предлагаю поговорить про Россию во второй части нашего разговора, а вначале рассказать про современную культуру.

ЕФ: Для себя я как практик, делатель, соучастник этого «великого общечеловеческого преступления» под названием «культура» вывел довольно простое определение: культура – то, что дарит утешение сегодняшнему человеку, лишенному Бога, стоящему перед лицом огромного количества опасностей.

Всем известна пирамида Маслоу[46], у которой есть нижние уровни и есть верхние. Культура, видимо, обслуживает верхние уровни, когда человек сыт, пребывает в безопасности и уверен в своем будущем. Но сейчас мы вступаем в непростые, тревожные времена, когда вся эта конструкция перестанет функционировать, и работа культуры в деле утешения окажется крайне важна. Когда я смотрю, читаю, слушаю, то сразу спрашиваю себя: это утешит? Вдохновит? Примирит с непростыми фактами, и прежде всего с самым травмирующим фактом, что человек неизбежно смертен? Уверен, культура должна помочь человеку пройти длительную дистанцию от рождения до смерти более-менее прилично.

Сегодняшнего тревожного человека современная отечественная культура не может ни утешить, ни вдохновить. Она вообще не может предложить ему почти ничего. Сегодняшний человек имеет доступ ко множеству произведений искусства, но чаще всего это не свое. А если к нему и попадает что-то свое, то это жалкая копия чего-то аутентичного западного.