Как можно было решить эту проблему? Она заключалась не в социальных или политических институтах, как заявляли либералы и социалисты. Проблема была в самом человеке. Это, конечно, типично консервативная позиция, согласно которой институты мало что могут сделать, пока не изменятся сами люди. А человек, по мнению Достоевского, по природе своей деспотичен и любит причинять боль. Отрицать ответственность человека за свои поступки — значит отказывать ему в свободе и таким образом отрицать Бога.
Способ решения был двояким. Во-первых, образованное общество должно было найти духовный путь к тем, кто сохранил дух чистого христианства, им потерянный. Постепенно Достоевский стал смотреть на русский народ как на «людей избранных» — из-за его уникальной способности воспринимать лучшие черты других цивилизаций. Русские понимали другие нации, оставаясь в то же время закрытой книгой для иностранцев: «Только русскому духу дана всемирность, дано назначение в будущем постигнуть и объединить все многоразличие национальностей и снять все противоречия их»[86]
. Этот взгляд он убедительно разъяснил в 1880 году в своей знаменитой речи о Пушкине, в которой превозносил русского поэта как единственного писателя в мировой литературе, сумевшего «воплотить» гений чужих культур. (Шекспировский Отелло, по Достоевскому, наоборот, оставался англичанином[*].) Он был уверен, что Европа прогнила насквозь и потому обречена: «Все эти парламентаризмы, все исповедоваемые теперь гражданские теории, все накопленные богатства, банки, науки, жиды — все это рухнет в один миг и бесследно — кроме разве жидов, которые и тогда найдутся как поступить, так что им даже в руку будет работа». Под напором пролетариев Европа обречена и никогда не оправится[87]. Будущее принадлежит России.Во-вторых, что не менее важно, образованные люди должны начать любить друг друга. Этой любви им следует учиться у детей. Сыновья должны научиться почитать своих отцов; семью, которую он называл «святой», необходимо сохранить любой ценой. Вся рознь — это работа дьявола.
Эти меры положат конец изоляции одного поколения образованных людей от другого и их обоих — от народа.
При всем своем критическом отношении к интеллигенции Достоевский был не менее утопичен, чем самый радикальный «нигилист». В рассказе «Сон смешного человека», написанном в 1877 году, главный герой, потерявший веру в бессмертие души, приходит к выводу, что ему «все равно», и решает положить конец своей жизни. По пути домой, его, твердо решившего совершить самоубийство, останавливает отчаянно кричащая девочка с просьбой помочь ее матери. Он не останавливается, идет домой, вытаскивает револьвер и впадает в забытье. В нем он оказывается на острове среди людей, которые не знают никакой ненависти, злобы и печали и поэтому живут в вечном блаженстве. Они с радостью принимают его, но вскоре он знакомит их со всеми земными страстями — раздором, ненавистью, жадностью. Затем он просыпается и ощущает себя изменившимся человеком. «Я изменился, — говорит он себе, — потому что я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей… Но как устроить рай — я не знаю, потому что не умею передать словами… А между тем так это просто: в один бы день,
Константин Победоносцев (1827–1907) был знаменитым юристом, обер-прокурором Синода Русской православной церкви и царским советником, особенно влиятельным во время правления Александра III. Не было никого, кто мог бы столь же убедительно обосновать, что российское правительство должно отвечать на общественные требования реформ не уступками, а бескомпромиссной реакцией.
Внук священника и одиннадцатый ребенок в семье университетского профессора, Победоносцев преподавал гражданское право в Московском университете и написал по этому предмету образцовый учебник. Он был назначен воспитателем к великому князю Александру Александровичу, наследнику престола. Он участвовал в подготовке юридической реформы (которую позднее отказался признать из-за того, что судьи и присяжные были сделаны независимыми от государства) и приветствовал освобождение крепостных. Но постепенно он повернулся против реформ. Он подружился с Достоевским, на которого произвел впечатление своей твердой приверженностью идеалам самодержавия и национализма. Противники сравнивали этого сухого, одинокого человека с Великим инквизитором и, опуская первую часть его фамилии, заменяли ее на «Бедоносцев».