Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры

Таким было и ощущение Александра III, на более позднем этапе своего правления отзывавшегося о Победоносцеве как о человеке, который был полезен в 1881 году, но к совету которого он более не прислушивается: «Отличный критик, но сам никогда ничего создать не может»[105]. У Победоносцева не было никакой политической программы — отчасти потому, что он не мыслил конструктивно, а отчасти потому, что, подобно многим другим консерваторам, он верил в значение качества не институтов, а людей: «У меня больше веры в улучшение людей, — писал он в частном письме, — нежели учреждений»[106].

В глубине души Победоносцев был абсолютным пессимистом, испытывавшим страх, что, вне зависимости от сделанного, рано или поздно Россию, которую он знал и любил, поглотит волна насилия.

Его главным политическим сочинением был «Московский сборник», впервые опубликованный в 1896 году, сразу же после смерти Александра III, видимо, с намерением повлиять на его сына и наследника Николая II. В этой безрадостной книге Победоносцев выразил убеждение, сходное с мыслями своего друга Достоевского: современный мир находится на грани самоуничтожения, которое могло бы предотвратить лишь сотрудничество самодержавной монархии с православной церковью. Все западные идеи и институты — это обман. Основное содержание книги можно свести к шести темам: 1) церковь и государство должны действовать совместно, потому что моральная и физическая стороны человеческой природы нераздельны; 2) западные либеральные институты — демократия, парламенты, так называемая свободная пресса («одно из самых лживых учреждений нашего времени») — это мистификация, поскольку политика делается политиками, а не народом; 3) демократия покоится на ложной идее человеческой способности к совершенствованию, что ведет к противоположности демократии — тирании; 4) «вера в общие начала» — великое заблуждение, потому что «жизнь — не наука и не философия; она живет сама по себе живым организмом»[107]; «закон жизни» превыше всего — человек должен признать свою незначительность и неспособность проникнуть в тайну жизни; 5) культ человеческой природы и потеря веры в бессмертие души вызовет разрушение человеческой личности; 6) человеку необходимо подчиниться власти: «Власть — хранилище правды»[108].

Константин Леонтьев (1831–1891) был самым незаурядным философом в стране, и так осчастливленной (или проклятой, в зависимости от точки зрения) избытком оригинальных мыслителей, многие из которых были горячо преданы идеям, лишенным какой- либо практической значимости, а точнее, не имевшим никакого отношения к реальности. Он тоже может считаться одной из немногих фигур в российской интеллектуальной истории, за которой не прослеживается непосредственного иностранного влияния. При этом его невозможно подогнать ни под одну известную категорию в российской интеллектуальной истории: он был славянофилом и все-таки не был, потому что отличался от них в таком вопросе, как отношение к Петру Великому, которого славянофилы презирали, — он им восхищался, и в том, что Леонтьев рассматривал как их «гуманистический» демократизм, который он отвергал. Но он не был и западником, так как осуждал то, что воспринимал как вульгарность и пошлость современной европейской буржуазной культуры: «Я рад, — написал он однажды, — всему тому, что хоть чем-нибудь отделяет нас от современной Европы»[109]. Он отличался и от типичных российских интеллектуалов — тем, что, по крайней мере, так же много занимался развитием собственной личности, как и общественными проблемами. Он был одинокой фигурой, без предшественников и без учеников, с ограниченным влиянием, во всяком случае при жизни.

Появившийся на свет в помещичьей семье скромного достатка, Леонтьев всегда идеализировал аристократическую жизнь и сопутствующие ей привилегии. Он верил в общество, разделенное на неподвижные классы с минимумом социальной мобильности. По настоянию матери он поступил на медицинский факультет университета, но чувствовал там себя неуютно, так как университет в то время находился во власти научного позитивизма, к которому юноша не испытывал никакой симпатии. Откровенный сноб, он свысока смотрел как на своих профессоров, так и на собратьев-студентов. Его единственным другом в то время был Иван Тургенев, который поощрял его литературные амбиции и помог ему опубликовать несколько коротких рассказов.