Русский крест: Литература и читатель в начале нового века

«Сноб» презирает дешевку, сколько бы она ни стоила, – и уходит на другую сторону драмы, если не трагедии.

При этом выбирает незамыленные, но вечные темы.

Людмила Петрушевская: мать и сын. Как сказано в краткой редакционной сноске, «автор продолжает разрабатывать одну из главных тем своего творчества».

Михаил Шишкин: сын и мать. («Большинство его произведений имеют сугубо автобиографический характер».)

Александр Терехов: отец и сын. (На фоне физически тошнотворного псевдопатриотизма, изображенного через футбольный фанатизм отечественной выделки.)

Татьяна Толстая: он и она (падший архангел Д., переселяющийся в мужские тела). Жизнь его за ее счет.

Андрей Геласимов: я – это он. Возвращение на малую родину. (Не может дать ничего, кроме ужаса, стыда и рвоты.)

Аркан Карив: он и она. (Детская – первая – любовь, расставание с которой смертельно.)

Татьяна Щербина: я (повествователь) и подруга. Женщина и ее цель (муж-иностранец, эмиграция и т. д.), путь, который приводит к смерти.

Александр Селин: свои и «чужие», парадокс насилия ( не гастарбайтеры! земляки и т. д.).

Леонид Юзефович: история есть торжество насилия и смерти («Самодержец пустыни»).

При этом смерть и насилие (или ее аналог – исчезновение) справляют свой праздник практически во всех рассказах или фрагментах пишущихся еще романов. Смерть собирает свою жатву – или сигнализирует о своей победе над жизнью, как череп в рассказе Эдуарда Лимонова «Майя. История одного черепа», одном из лучших в этом выпуске.

Дополняет эти мотивные (и лейтмотивные) линии проза, переведенная с английского и каталонского.

Продолжаю.

Майкл Каннингем: конец семьи. «Семья Ребекки как целое отдельное государство». Финальные стадии не только исчезновения и распада родственных связей, но и самих ее «составляющих».

Альберт Санчес Пиньоль: «Дары врагов». Гротеск вражды семейных кланов.