– Ладно, боярин, пошли уже, надобно отыскать нам другов своих. Живы ли они? – сказал, подымаясь, Мечеслав.
– Орма я в стане вражеском видывал со Стефаном, а Сахамана только во время сечи, когда стояли мы против катафрактов Фоки, – сказал Злат, собирая свою добычу.
Вечером войско Василия под ликующие крики жителей города вошло в Авидос. Мечеслав, Орм, Стефан, Злат и Торопша сидели в одной из харчевен города, вместе с другими воинами празднуя победу. Длинный стол, растянувшийся на всю длину помещения, был уставлен простыми закусками и кувшинами с вином. Радостные от ощущения победы и предстоящего отдыха, воины жадно поглощали еду, щедро запивая ее хмельной влагой. Веселье и смех царили в харчевне, отовсюду были слышны громкие разговоры, больше вели речь о минувшем сражении, о Василии и гибели Варды Фоки. С разных сторон доносились голоса спорящих.
– Это ему камнем из пращи в голову попали, вот он и упал, – кричал сидящий неподалеку от Мечеслава усатый русс.
– А мне сказали, что его удар хватил, – оспаривал ромейский воин.
– Какой там удар! Удар – это когда топором или мечом по голове. Вот это удар! – смеясь, громко сказал сакс, состоявший в хетайриях базилевса. – Отравили его! Сторонники Василия слугу подкупили, вот тот ему в питье яда и подсыпал.
– Нет! – возразил ему седовласый катафракт. – Умер он оттого, что базилевс наш Василий держал перед собой икону Богоматери, и когда глянул Фока на икону, так и пал с коня.
– Да, видать, силен и справедлив Бог ваш, коли, глянув на образ, люди нечестные замертво падают, – задумчиво молвил русс.
– Я слышал, как Константин похвалялся, что это он поразил Фоку, – сказал молодой темноволосый македонец, судя по одеянию, лучник.
– Как бы там ни было, главное, что отсеченную голову Фоки бросили к ногам базилевса Василия, – сакс хотел сказать еще что-то, но в это время в растворенные двери харчевни вошел Сахаман.
– Сахаман! Сахаман вернулся! Живой! – раздались радостные крики.
Сахаман с окровавленной повязкой на голове подошел к товарищам. Его усадили за стол, обнимая и дружески похлопывая по спине.
– На вот, испей, небось, в горле пересохло, – сказал Мечеслав, подав ему кубок с вином. Сахаман, кивнув благодарно, осушил его до дна.
– Ну, буй-воин, где тебя на вражеском коне носило? Бают, конь тот за своими поскакал, а ты с ним справиться не смог, потому и скакал за катафрактами Фоки, а все подумали, что это ты их гонишь, – под общий смех сказал Орм.
– Мы-то тебя повсюду искивали, да так и не сыскали, уж и не чаяли живым увидеть, – добавил Мечеслав. – Сказывай, где был?
– Что сказывать? Как захватил я коня, так и помчался, катафракты Фоки отступать стали, тут всадники кагана Василия подоспели, ну и погнали мы их. Увлекся я погоней, один вперед всех ускакал, увидели это катафракты, развернулись, трое из них на меня поскакали, началась меж нами сеча. Как ни старался, а супротив троих не сдюжил, одного с коня свалил, другого поранил, третий же меня самого булавой ошеломил. Пал я с коня наземь, тут бы и погибнуть мне, да подоспели вовремя вершники базилевса, а с ними знатный воин. Оказалось, что это воевода их. Слез он с коня и подошел ко мне, а когда его воины перевязали мне голову, сказал, что хотел бы иметь у себя такого воина и предложил поступить к нему на службу, – закончил свой рассказ Сахаман.
– А ты что? – спросил Мечеслав.
– Что я? Куда мне без вас?
– Так тебе же куны надобны, чтобы к Аяне своей вернуться! А не ведаешь ты того, что конным, особо катафрактам, более других платят, – сказал Мечеслав, а затем, обратившись к седому наемнику, спросил, так ли это.
– Да, базилевс щедро платит нам за службу! – подтвердил старый конник.
– Ты, Сахаман, от рождения всадник, среди них твое место. А коли беда приключится али обиду кто учинит, мы всегда за тебя встанем! Поднимем, други, чары за Сахамана, славного воина! – сказал Орм.
– За Сахамана! За Сахамана! За воинство наше! За базилевса! За Василия! За победу! – раздались со всех сторон голоса, подхватившие слова Орма.
Глава шестая
…Что касается варангов, они считают верность императору и его охрану своего рода семейной традицией, святым долгом, который передается из поколения в поколение; эта верность нерушима, они не могут даже помыслить о предательстве.
Мечеслав стоял в третьей линии охраны базилевса, облаченный, как и другие телохранители его ряда, в сверкающие доспехи, поверх которых был накинут синий плащ. Голову воина украшал позолоченный шлем, а на плече висел боевой топор-секира.