Читаем Русский мир. Часть 1 полностью

Критическое отношение к себе вообще характерно для русского народа, тем более что в России во все времена было что критиковать. Русская литература вскрывала язвы и смеялась сквозь слезы над русской жизнью. Пресса без устали привлекала внимание к порокам и недостаткам окружавшей действительности. Интересно замечание князя В. П. Мещерского, представившего в 1861 г. во вполне официальную (во всяком случае, в этот период) газету «Санкт-Петербургские Ведомости» статью о визите императорской четы в монастырь. Статью, к его большому удивлению, печатать отказались. А на вопрос о причинах ответили: «Уж очень вы поэтизируете монастырь, а затем, по правде сказать, не такое теперь время, чтобы восхищаться Царскими поездками»138. Позитивную статью об императорском семействе в проправительственную газету поместить было нельзя, а вот критическую – пожалуйста.

Даже в заидеологизированные времена советского социального оптимизма критиканство пробивало себе дорогу в широкие массы через популярные во всех слоях общества анекдоты (заметим, что, когда после начала перестройки стало модно ругать всех и вся, жанр политических анекдотов довольно быстро умер).

Но ни один самый суровый критик не был так суров к России, как русская интеллигенция. Солженицын объяснял это следующим образом: «Чем крупнее народ, тем свободнее он сам над собой смеется. И русские всегда, русская литература и все мы, – свою страну высмеивали, бранили беспощадно, почитали у нас все на свете худшим, но, как и классики наши, – Россией болея, любя…»139

Нередко критические отношение во взглядах интеллигенции превалировало, доходило до одержимости, возводилось в культ. В. Г. Белинский заявлял: «Отрицание – мой бог», таким образом превращая критику в своего рода религию.

3. Русскую интеллигенцию характеризует отсутствие конкретных задач и целей. Ей несвойственны практические действия. Именно поэтому настоящие революционеры не принадлежат к разряду интеллигенции. Ни смена власти, ни государственный переворот, ни революция ее не интересуют. Если критика правительства ведется для достижения одной из вышеуказанных целей, значит это уже не интеллигенция.

Идеи и концепции – вот основное содержание ее деятельности. Причем, как правило, отвлеченные и оторванные от жизни. Троцкий, иронизируя, называл взгляды русской интеллигенции «коралловыми украшениями», подчеркивая их декоративный, оторванный от реальности, бесполезный характер. Он писал: «…позже, когда идеи перестали быть коралловыми украшениями, а стали для интеллигенции пружинами действий, иногда героически-самоотверженных, – и в эту более зрелую эпоху наша историческая бедность создала колоссальное несоответствие между идейными предпосылками и общественными результатами интеллигентских усилий. Вбивать часами гвозди в стенку стало как бы историческим призванием русской интеллигенции»140.

4. Когда же, по иронии истории, ее идеи принимают реальный характер и воплощаются в жизнь, интеллигенция всегда теряется, не может приспособиться к обстоятельствам, это всегда вызывает ее кризис или даже крах. Особенно заметно это проявилось в двух российских революциях, а потом, много позже, с началом перестройки. Первую революцию в России, начавшуюся в 1905 г., нередко называют интеллигентской, такую большую роль сыграла последняя в создании благоприятных условий для нее. В значительной степени именно критика интеллигентами существующего порядка подготовила общественное мнение к революционным переменам. Но реальность оказалась далекой от абстрактных умопостроений.

Хорошо эту ситуацию описал Г. Федотов: «…интеллигенцию разлагала ее удача. После 17 октября 1905 г. перед ней уже не стояло мрачной твердыней самодержавие. Старый режим треснул, но вместе с ним и интегральная идея освобождения. За что бороться: за ответственное министерство? за всеобщее избирательное право? За эти вещи не умирают. Государственная Дума парализовала парламентаризм и отбивала, морально и эстетически, вкус к политике. И царская, и оппозиционная Россия тонула в грязи, коррупции и пошлости. Это была смерть политического идеализма»141.

Не случайно появившийся в 1909 г. небольшой сборник «Вехи» стал событием в жизни страны, общественного движения и истории русской интеллигенции. Авторы поставили задачу подвести свого рода итог произошедшему, разобраться в проблеме «интеллигенция и революция». Один из авторов, философ С. Н. Булгаков, выражая общую позицию «веховцев», как их называли, подчеркивал, что именно «интеллигенция была нервами и мозгом гигантского тела революции. В этом смысле революция есть духовное детище интеллигенции, а, следовательно, ее история есть исторический суд над этой интеллигенцией»142.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди и динозавры
Люди и динозавры

Сосуществовал ли человек с динозаврами? На конкретном археологическом, этнографическом и историческом материале авторы книги демонстрируют, что в культурах различных народов, зачастую разделенных огромными расстояниями и многими тысячелетиями, содержатся сходные представления и изобразительные мотивы, связанные с образами реликтовых чудовищ. Авторы обращают внимание читателя на многочисленные совпадения внешнего облика «мифологических» монстров с современными палеонтологическими реконструкциями некоторых разновидностей динозавров, якобы полностью вымерших еще до появления на Земле homo sapiens. Представленные в книге свидетельства говорят о том, что реликтовые чудовища не только существовали на протяжении всей известной истории человечества, но и определенным образом взаимодействовали с человеческим обществом. Следы таких взаимоотношений, варьирующихся от поддержания регулярных симбиотических связей до прямого физического противостояния, прослеживаются авторами в самых разных исторических культурах.

Алексей Юрьевич Комогорцев , Андрей Вячеславович Жуков , Николай Николаевич Непомнящий

Альтернативные науки и научные теории / Учебная и научная литература / Образование и наука
Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека
Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека

Бернд Хайнрих – профессор биологии, обладатель мирового рекорда и нескольких рекордов США в марафонских забегах, физиолог, специалист по вопросам терморегуляции и физическим упражнениям. В этой книге он размышляет о спортивном беге как ученый в области естественных наук, рассказывает о своем участии в забеге на 100 километров, положившем начало его карьере в ультрамарафоне, и проводит параллели между человеком и остальным животным миром. Выносливость, интеллект, воля к победе – вот главный девиз бегунов на сверхмарафонские дистанции, способный привести к высочайшим достижениям.«Я утверждаю, что наши способность и страсть к бегу – это наше древнее наследие, сохранившиеся навыки выносливых хищников. Хотя в современном представителе нашего вида они могут быть замаскированы, наш организм все еще готов бегать и/или преследовать воображаемых антилоп. Мы не всегда видим их в действительности, но наше воображение побуждает нас заглядывать далеко за пределы горизонта. Книга служит напоминанием о том, что ключ к пониманию наших эволюционных адаптаций – тех, что делают нас уникальными, – лежит в наблюдении за другими животными и уроках, которые мы из этого извлекаем». (Бернд Хайнрих)

Берндт Хайнрих , Бернд Хайнрих

Научная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Книга П.А. Дружинина посвящена наиболее драматическим событиям истории гуманитарной науки ХХ века. 1940-е годы стали не просто годами несбывшихся надежд народа-победителя; они стали вторым дыханием сталинизма, годами идеологического удушья, временем абсолютного и окончательного подчинения общественных наук диктату тоталитаризма. Одной из самых знаменитых жертв стала школа науки о литературе филологического факультета Ленинградского университета. Механизмы, которые привели к этой трагедии, были неодинаковы по своей природе; и лишь по случайному стечению исторических обстоятельств деструктивные силы устремились именно против нее. На основании многочисленных, как опубликованных, так и ранее неизвестных источников автор показывает, как наступала сталинская идеология на советскую науку, выявляет политические и экономические составляющие и, не ограничиваясь филологией, дает большую картину воздействия тоталитаризма на гуманитарную мысль.

Петр Александрович Дружинин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука