История с выражением «железный занавес» тоже немного запутана. Традиционно его приписывают английскому премьер-министру Уинстону Черчиллю, тоже большому любителю и умельцу «навешивать» ярлыки. Однако специалисты обнаружили, что первоначально эту фразу употребил русский философ Василий Розанов в произведении «Апокалипсис нашего времени»: «Со скрипом и треском в конце российской истории опускается железный занавес». Затем его использовала британская политическая деятельница-социалистка и суфражистка Этель Сноуден в книге «Через большевистскую Россию» (1920): «Наконец-то мы оказались за “железным занавесом”». Наконец, 5 марта 1946 г. Уинстон Черчилль, выступая со своей знаменитой речью в Фултоне (в США), употребил это выражение для обозначения водораздела, разделившего послевоенную Европу на два лагеря: западные державы и страны, попавшие под контроль Советского Союза. Он предупреждал мир об опасности, связанной с этой ситуацией, и его речь традиционно считается началом «холодной войны». Нет сомнений, что именно с его легкой руки фраза «железный занавес» пошла гулять по свету. Она особенно прижилась в Советском Союзе и чрезвычайно популяризировалась в постсоветской России. Средства массовой информации при малейшей конфронтации с Западом немедленно начинают пугать новым «занавесом».
Внешний мир всегда присутствует в русской жизни. Он либо отгорожен железным занавесом и тогда волнует особенно остро, либо просматривается в окно и тоже по-своему загадочен. Иногда, правда, открывается дверь, но это не так интересно и волнующе.
Популярность этих двух выражений раскрывает две важные особенности взаимодействия России и мира. Во-первых, можно уверенно говорить о том, что ориентирование (или «оглядка») на другие страны стало отличительной особенностью истории государства российского. Причем, если говорить точнее, не просто на внешний мир, а конкретно на Запад. Географическое направление не имеет значения, речь идет о некоей культурно-исторической или, как сейчас принято называть, цивилизационной общности. Подобное отношение характерно именно к Западу, хотя с Востоком Россию исторически связывали не менее тесные, а в каком-то смысле и более близкие отношения. Но это в плане международном и политическом: торговля, путешествия (сегодня – отдых), освоение земель. Многие восточные народы постепенно вошли в состав империи, жили бок о бок с русскими, а значит, несмотря на всю «экзотичность» быта и нравов, были «своими»151
. Представители же Запада, несмотря на сходство исторического развития и культуры, близость вероисповедания (христианство, хотя и западное), внешний облик, в конце концов все равно оставались «чужими», настоящими иностранцами.Именно Запад всегда являлся для русского государства своеобразным мерилом ценностей. Вся история становления и развития страны, все ключевые исторические эпохи и события в России тем или иным образом связаны с проблемой Запада – даже в тех случаях, достаточно нередких в русской истории, когда Запад отвергался, критиковался и считался неизбежным злом, от которого предпочтительно было отгородиться каким-нибудь занавесом.
Речь идет об удивительно тонком и в каком-то смысле загадочном явлении. Хотелось бы сразу оговориться, что оно не подразумевает ни идеи «рабского подражания», ни «политической и культурной несамостоятельности», ни «извечного заимствования у Запада», в которых нередко, и совершенно несправедливо, обвиняют Россию. Достаточно посмотреть на результат, чтобы убедиться, что ни о каком копировании и подражании говорить не приходится. За более чем тысячелетнюю историю взаимодействия с Западом Россия, даже заимствуя отдельные достижения других стран (а кто этого не делал?), все-таки осталась культурно самобытной. Ее в меньшей степени затронули процессы тотальной глобализации, чем другие европейские страны.
И все-таки именно «оглядка» на Запад незримо присутствует при всех важнейших событиях истории России. Выше уже упоминался ряд моментов: начало государства российского, которое связано с приглашением варягов и породило 900 лет спустя столько ненужных волнений по поводу русской самобытности; крещение Руси, которое летописная легенда связывает с выбором вер, «предлагаемых» представителями разных народов; образование централизованного государства и ключевое для этого процесса в идеологическом смысле «нахождение» корней русской государственности в Византии, Риме и даже Вавилонском царстве; летописание, начинавшееся от сотворения мира и только потом выходившее на местные события; провозглашение Москвы «третьим Римом» как свидетельство истинности веры и многое другое.
Сообщая об основании Киева, летописец особо подчеркивает тот факт, что на Руси все было, как в других странах: «Как в древности был царь Рим (Ромул) и в его честь назван город Рим. Также Антиох и был (город) Антиохия… был также Александр (Македонский) и во имя его – Александрия. И во многих местах города были наречены во имя царей и князей. Так же и в нашей стране назван был великий город Киев во имя Кия»152
.