Русский мир. Часть 2

С этого момента романы, особенно французские, широко распространяются в русском обществе, прежде всего в дворянской среде. Новизна шокировала, но и привлекала запретностью тем. Изменения в быте и нравах XVIII в., во многом обусловленные новым литературным жанром, одновременно способствовали его популярности. Произведения распространялись самыми разными, порой неожиданными, способами. Ключевский рассказывает об одном дворянине екатерининской поры, который «за беспорядочную жизнь» был сослан в Оренбург, где нашел у местного дворянства богатейшую коллекцию французской литературы, которую «от скуки» начал читать и переводить, а переводы распространять среди знакомых в рукописях. Их жадно расхватывали, а через несколько лет его же собственные переводы были привезены ему в подарок из «глубины Сибири». Распространение подобного рода книг не могло не отразиться на состоянии русского общества. Тот же Ключевский сообщает, что дворянин того времени много читал, «книжки украшали его ум, сообщали ему блеск, даже потрясали его нервы; известно, что образованный человек никогда так охотно не плакал от хороших слов, как в прошедшем столетии»²²⁸.

Не только романы заполняют досуг русского читателя, проникает и «идейная» литература, труды крупнейших философов и мыслителей, прежде всего французских просветителей. Юная Екатерина Романовна Дашкова (в то время еще Воронцова) в раннем возрасте увлекалась чтением. «Любимыми моими авторами были Бейль, Монтескье, Вольтер и Буало», – пишет она²²⁹. Такой вот круг ежедневного чтения двенадцатилетней девочки в середине XVIII в.!

С распространением нового вида литературы неизбежно возникает вопрос «Что читать?». До этого в течение многих столетий книга несла людям Божественное слово, чтение способствовало приобщению к высоким духовным сокровищам, число и круг книг были ограничены и знакомы с детства. И вдруг ситуация в корне меняется, да еще и в достаточно короткий период времени. Число книг стремительно растет, содержание разнообразится, художественный уровень становится далеко не однородным. Естественно, что повсеместное увлечение, особенно молодежи, новыми книгами, а через них и новыми идеями, новым восприятием жизни, новыми ценностями не могло не волновать. Фонвизинский Стародум предостерегает против легкомысленного отношения к книгам, советует подходить к ним с осторожностью, он говорит, что «они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель»²³⁰