Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Лишь один раз за все годы моего детства родители устроили званый вечер. Это была встреча Нового года, либо 1915-го, либо, скорее, 1916-го. На встрече этой было много народу <…>. Были также все мамины родные – отец, братья с женами и Таня с Котом[568]. Нас на эту ночь выселили наверх, в библиотеку. У Сережи[569] был грипп, повышенная температура, и потому нам не дали посидеть с гостями нисколько, мы были отправлены наверх до их прихода. Внизу между всеми четырьмя комнатами настежь распахнули двери, и гости располагались по всем комнатам. Три молодые женщины – Вера и Лидия Ивановы и подруга Лидии по гимназии Параша (воспитанница дяди Шуры) – нарядились в маскарадные костюмы. Они снялись в этот вечер, и у нас сохранилась такая карточка: Параша в наряде цыганки, Вера в большом тюрбане, Лидия тоже в чем-то восточном. Нам это все казалось ужасно интересным[570].

Помимо приведенного, разысканы еще три письма Васиной (и конверт от одного ответного)[571]: все они также хранятся среди посланий неизвестных лиц. Написаны они в 1914–1915 годах и в основном содержат сведения об учебе обеих корреспонденток. Единственное знаменательное исключение – подробный рассказ о несостоявшейся мобилизации А. Б. Гольденвейзера:

У нас из‐за этой войны такое беспокойство вышло, что ужасно вспомнить. Как только объявили мобилизацию, то Александру Борисовичу прислали отрезок [sic!], по которому он должен был явиться в казармы и отправляться туда, куда пошлют. (Ты можешь себе представить, какое у нас было от этого настроение.) Так должны были бы поступить с Алекс. Бор., который никогда не служил, не умеет держать ружья (он был записан прямо запасным) и притом человек с больным желудком. Но к его счастью есть такой закон, по которому профессора освобождаются от военной службы и его пока впредь до особого распоряжения освободили[572].

Печатаемое выше письмо относится к расцвету отношений Прасковьи Михайловны с семейством Ивановых. Парадоксальным образом это время – лето 1916 года – одно из наименее изученных в ивановской биографии. Это оборотная сторона благополучия фондообразователя: практически все члены ивановского семейства находятся тогда вместе, так что переписка между ними не завязывается, а значит, и узнать об их обыденной жизни нам неоткуда. Л. В. Иванова вспоминала: «Летом 1916 года мы наняли вместе с Эрнами дачу в Красной Поляне – несколько десятков верст к югу от Гагр. Это был греческий поселок с несколькими дачами, построенными группой профессоров из разных университетов»[573]. Таким образом, сообщаемые Васиной (в двойном пересказе!) подробности о дорожных перипетиях мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть. Кто была ученица Л. В., мы также не знаем – может быть Ирина Владимировна Эрн? Упоминаемый далее Борис Соломонович – Гольденвейзер, отец А. Б., Н. Б., Т. Б. и М. Б. Гольденвейзеров. Он умер спустя несколько дней после этого письма, 6 июля. Анна Алексеевна – урожденная Софиано, жена А. Б. Гольденвейзера. Дочери – Татьяна Борисовна (1869–1955) и Мария Борисовна (1873–1940), жена М. О. Гершензона. Котя (он же Кот) – упоминавшийся выше К. А. Софиано, родственник Анны Алексеевны и муж Татьяны Борисовны.