Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

«В августе 1911 г. Н<иколай> С<тепанович> и я поехали из Слепнева в Москву. В ресторане „Метрополя“ завтракали с С. А. Поляковым (издателем „Весов“). Он подробнейшим образом объяснял нам, отчего он закрыл „Весы“, что очень огорчало Гумилева. Оказывается, дело было в том, что тогдашняя молодежь пошла не за Брюсовым, а за Белым, и тогда Брюсов решил, что „Весам“ не быть» (С. 366) – ср. изложение хода событий историками символизма: «Наконец, положение в „Весах“ обостряла фактическая диктатура Брюсова. Белый сам способствовал ее утверждению своими восхвалениями и даже был заинтересован в ее существовании с целью укрепления платформы „Весов“. Однако единовластие Брюсова не могло не повлечь за собой новых конфликтов; неизбежно обнаруживалась разнонаправленность теоретических и художественных установок создателей „ортодоксального“ символизма, давали о себе знать и личные разногласия. <…> В 1908 г. журнал Брюсова и Белого перешел в новую, последнюю фазу своего существования. Белый утрачивал интерес к „Весам“, вплотную работая в 1909 г. над организацией издательства „Мусагет“, ставившего своей задачей утверждение религиозно-философского символизма; Брюсов также находился в поисках нового литературного пристанища, пока не стал (с сентября 1910 г.) заведующим литературно-критическим отделом журнала „Русская мысль“» (Переписка [В. Я. Брюсова] с Андреем Белым. 1902–1912 / Вступ. ст. и публ. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова // Литературное наследство. Т. 85. М., 1976. С. 342–343); «Сам Брюсов все больше отдалялся от журнала. Его отношение к религиозно-мистическим исканиям Белого и других сотрудников „Весов“ было, как известно, скептическим. Еще в 1905 г. в письме к Перцову он называл Белого „запредельным граммофоном“ и „выкликателем условно мистических слов“. Со временем это чувство отчужденности все более возрастало. <…> Ближе других по духу своей поэзии стоял к Брюсову будущий акмеист Гумилев, но он был тогда еще начинающим, малоизвестным автором. Не случайно Брюсов уже в 1907 г. сравнивал себя – хотя бы и гиперболически – с „заложником в неприятельском лагере“. Граница между ним и другим членами редакции существовала всегда. В „Весах“ последнего периода она обозначилась с полной очевидностью и резкостью. Растущее отчуждение Брюсова от его товарищей по символизму было вызвано также изменением его собственных эстетических взглядов, о котором отчасти уже говорилось. К концу существования „Весов“ Брюсов был уже далек от приверженности к „новому искусству“. Он воспринимает теперь критически не только „религиозно-мистическую“ линию русского символизма, но и „эстетическую“ и даже шире – все движение в целом» (Азадовский К. М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Там же. С. 311); ср. о ситуации весны 1909 года, которая «определялась тем, что к этому времени отстранение Брюсова от руководства „Весами“ стало фактом и переживалось Брюсовым болезненно, несмотря на то, что совершилось в значительной мере в согласии с его собственной волей» (Переписка [В. Я. Брюсова] с С. А. Поляковым (1899–1921) / Вступ. ст. и комм. Н. В. Котрелева, публ. Н. В. Котрелева, Л. К. Кувановой и И. П. Якир // Литературное наследство. Т. 98. Кн. 2. М., 1994. С. 123).

«В 1912 в Москве были у Брюсова в „Русской мысли“. Это было уже после „Вечера“, и Брюсов сказал мне, что мои стихи очень понравились какому-то знаменитому московскому коннозаводчику. Я приняла это как „сомнительный“ комплимент» (С. 366) – ср. ее рассказ в 1926 году: «В июле АА приехала в Москву на несколько дней. Ее встретил Николай Степанович. Вместе были в редакции у Брюсова. АА познакомилась с ним. Это единственный случай, когда АА видела Брюсова» (Лукницкий П. Н. Acumiana: Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2: 1926–1927. Париж; М., 1997. С. 29).

Следующий меморат Ахматовой относится к весне 1913 года, и тогдашняя литературная ситуация Брюсова была некогда описана И. Г. Ямпольским: «Брюсов остался почти в полном одиночестве: „Весы“ ушли в прошлое, а „Русская мысль“ была не по нутру, акмеисты напоминали о приближении поэтической старости, футуристы выступили как открытые враги, и среди символистов тоже почти не осталось ни друзей, ни соратников» (Брюсов В. Я. Письма Л. Я. Гуревич / Предисл. и прим. И. Ямпольского // Звезда. 1929. № 10. С. 198–199).