Русский моностих: Очерк истории и теории

Среди так называемых «записей» самого Айги, опубликованных посмертно Н.М. Азаровой (чуть подробнее см. стр. 77), также встречаются тексты подобного рода:

Берёзы – ветер

а там – берёзы: как слёзы Бога – без Бога

[Азарова 2008, 274]

К философской лирике, у истоков которой в русском моностихе стояли Давид Бурлюк и Василий Кубанёв, в 1990-е гг. спорадически обращается довольно широкий круг авторов. При этом понимание философской лирики как близкой к афоризму, семантически однозначной, строящейся скорее на риторической фигуре, чем на тропе, встречается редко:

Чтобы видеть, нужно иметь причину.

Карен Джангиров

[Джангиров 1994, 126]

По дороге

По дороге жизни Бог ведет меня к себе.

Алексей Коротеев (род. 1949)

Чаще философское обобщение вкладывается в метафору – по большей части берущую свой образ из семантического поля природных стихий:

Пламя живет в глазах, глядящих на пламя.

Елена Кацюба (род. 1946)

[Кацюба 2003, 152]

Среди дождя одинокие капли.

Ирина Добрушина (1928–2014)

[Добрушина 1996, 24]

Никогда не смирится с надеждой пловца океан.

Александр Вайнштейн

[Вайнштейн 1994, 141]

вся свобода насквозь вода

Анастасия Зеленова

[Зеленова 2015, 148]

Характерно, что темами однострочной философской лирики оказываются относительность знания, обратимость субъектно-объектных отношений (подчеркнутая у Кацюбы рамочным повтором слова «пламя»), проблематичность личностного самоопределения (в стихотворении Добрушиной уподобление человека в социуме одинокой капле в потоках дождя не предполагает возможности опознать эту каплю извне, сторонним взглядом). Амбивалентность мировосприятия современного человека особенно рельефно выражена в моностихе Нирмала:

усекая полнозвучность бытия

[Нирмал 2003, 115]

– построенном на омонимии глагола «усекать»: литературное «уменьшать состав, сокращать объем, содержание чего-либо» [ССРЛЯ, 16:866] и сленговое «понимать»[421]. Заманчиво было бы предположить, что такие мировоззренческие предпочтения связаны с выбором моностиха как формы парадоксальной, пограничной, проблематичной. В какой-то мере этот идейно-тематический фокус удерживают и моностихи, представляющие философскую проблематику в ироническом, игровом ключе:

Приговоренный к высшей вере в наказанье,

Вилли Мельников

Атеист, а ты есть?

Петр Янданэ

Гражданская лирика, до конца 1980-х гг. представленная в русском моностихе лишь единичными опытами Сергея Нельдихена, Василия Кубанёва и Яна Сатуновского, и в 1990-е осталась редкостью – впрочем, определенное внимание этому типу лирического высказывания уделено Ананием Александроченко:

зона осознания необходимости
в гирляндах лагерей
конный лаокоон

– в первом тексте автор даже отказался от последовательного проведения звуковой игры, в большинстве его моностихов тяготеющей к самодостаточности (см. выше). Другой автор, работающий с моностихом систематически, – Нирмал – также спорадически обращается к гражданской теме:

колбаса нашего счастья пожалуйста нас не покидай
зарубцевавшаяся страна
сталинградцы и петербуржцы

[Нирмал 2003, 82, 60, 86]

Еще несколько моностихов разных авторов приближаются по жанровым характеристикам к политической эпиграмме:

Монолог армянина

Не пойму мусульман, хоть убей.

Александр Ерёменко

[Шохина 1994, 7]

и не введи нас во Ингушетию

Иван Ахметьев

[Ахметьев 2001a, 13]

Другой моностих Ахметьева, допускающий расширительное прочтение в качестве политической эпиграммы:

Знамя цвета хаки

[Ахметьев 2001a, 57]

– в исходном смысле представляет собой, однако, эпиграмму внутрилитературную, объект которой – литературный журнал «Знамя», имеющий болотно-зеленую обложку: об этом свидетельствует прописная буква в начале слова «Знамя» (при общем отсутствии прописных букв в текстах Ахметьева)[422].

Психологическая лирика, сосредоточенная на самоанализе лирического субъекта и его взаимоотношений с другими людьми, распадается в основном на две значительные группы. На одном полюсе – тексты, тяготеющие к четкой, афористичной формулировке, передающей строго определенное представление: