Русский морок

— Во-первых, я использовал не математический термин в своих статьях, там одно слово, которое любил все время повторять Фернан, это «айншайненд», «по-видимому, видимо, должно быть», «anscheinend» по-немецки, и мы привыкли употреблять это слово еще тогда. Во-вторых, я написал ответ на его статью и упомянул, что сталкивался с таким непонятным явлением в Харьковском политехническом институте и там опубликовал реферат по этой теме, выдержки из которого приводил в статье, аргументируя свои заблуждения и свои находки. Вот так я намекнул, что я — это я.

— Лихо! Пароли, ключевые слова! Как в шпионском детективе. — Быстров понимал, что все то, что сказал профессор, разворачивалось месяцами, годами и так быстро происходило только в разговоре.

— Ну, вот так и пошла наша заочная переписка, научный обмен. Выехать на любой международный симпозиум мне не было разрешено, как секретному разработчику, или, как вы пишете у себя, «секретоносителю». Вот и пришлось таким образом обмениваться идеями и мыслями.

Профессор немного помолчал, давая возможность усвоить всю конструкцию отношений между ученым за «железным занавесом» и свободным, западным, этому в целом умному и тактичному сотруднику органов, как он воспринимал Быстрова. И повинуясь этой проявившейся симпатии, вдруг сказал такое, отчего в кабинете образовалась тревожная пустота.

— Слушайте, вы же сами просили меня позировать перед ключевыми формулами, изображать на лице творческий процесс, сказали, что по этим фотографиям и очерку в газете меня по настоящему оценят исследователи в этой же области, что необходимо как мне, так и вам!

Быстров, слушая Гелия Федоровича, в плоскости той темы, ради которой пригласил к себе в управление, не сразу понял его, а когда понял и провернул слова профессора в голове, вот тогда-то и повисла тишина.

— А кто вам это говорил и когда? — поперхнувшись, спросил Быстров, лихорадочно прикидывая всевозможные варианты, но ничего понятного для себя не находил.

— В конце зимы приехал из столицы корреспондент молодежной газеты, когда мы получили новое задание по крылатым ракетам из Москвы. Мы долго с ним разговаривали, потом фотографировались. Вот он и сказал мне, когда попросил изобразить на доске формулами ключевые моменты нашей работы по теме. Я ему сказал тогда, что это выброс наружу секретной информации, а он мне сказал, что так необходимо сделать. Показал удостоверение КГБ. — Гелий Федорович немного испуганно смотрел на Быстрова, отчаянно пытаясь понять, что же произошло.

— А у вас есть экземпляр той самой газеты? — спросил Павел Семенович, даже не надеясь, что вот сейчас сможет увидеть.

— Да, у меня с собой есть экземпляр. Я тогда купил несколько газет. Бегал по городу от киоска к коску. Молодежную газету быстро раскупают! — Он порылся в портфеле и достал завернутую в глянцевый лист бумаги газету. Осторожно развернул и положил перед Быстровым.

Павел Семенович моментально схватил взглядом блок с тремя фотографиями, на которых Гелий Федорович то, подняв руки вверх к доске с формулами, то, проговаривая что-то, позировал на фоне исписанных формулами и таблицами досок. Все было ясно, читаемо и, на взгляд Быстрова, пробивало даже непосвященного человека. Статья была обо всем и ни о чем, в лучших традициях советского газетно-информационного штампа.

— Гелий Федорович, а почему мы ничего не знаем об этом? — спросил Павел Семенович, и ему стало неудобно за этот вопрос.

Профессор развел руками, дескать, меня-то чего спрашивать, это все ваши дела, но добавил:

— Я предупредил этого корреспондента, что «КрайЛит» не пропустит материал, а он только усмехнулся и сказал, что еще и сами поднесут подписанный к выпуску материал! Потом он взял с меня подписку о неразглашении. Я так понимаю, что я ничего не нарушил, все идет от вашей организации и внутри нее, так что…

— Нет, нет! — заволновался Быстров. — Все в порядке. Товарищ был из Москвы и не посчитал нужным проинформировать нас, да это и неважно!

Теперь постепенно начали проступать контуры всей фигуры концепции, в которой была заложена и эта газетная публикация. Вместе с частичным просветлением он внезапно понял, для чего приехала по частной стажировке дочь Ф. Хассманна и что за рукопись лежала в портфеле у профессора, когда Саблин ненароком или по воле профессора увидел ее.

— Дочь Хассманна привезла вам материалы? — вырвалось у Быстрова непроизвольно вслед за мыслями.

Профессор растерялся, но не подал вида, отвернул голову от Быстрова и уставился в угол кабинета, потом, как бы решившись, сказал:

— Да, привезла монографию, практическое исследование. Даже разработку со всеми алгоритмами, графиками, формулами и всем, всем, что необходимо для нашего проекта. А вы говорите не важно! Именно после этих публикаций в газете и на телевидении приехала дочка моего друга и наставника по науке.

— Ничего себе! — с нескрываемой злостью воскликнул Быстров. — Так что же вы молчали, пока я сам вас не нашел, с вашим контактом на Западе? Вы должны были сообщить хотя бы в особый отдел университета о полученных материалах.