Русский немец

Я просто опешил. В голове как будто бомба взорвалась. Даже зрение помутилось. Как же так?! Мы же – советские люди! Мы – самые лучшие и трудолюбивые!.. Папа обвёл нас взглядом и прервал молчание: «Пойдёмте в дом – там всё обсудим!..» Зашли в комнату. Папа, мама и Алька присели за обеденным столом, а мы – с бабушкой и дедушкой – на сундуке. Папа сжал голову руками, лицо у него исказилось. Просит Альку: «Прочти ещё раз!» Тот – медленно и чётко – зачитывает газетный текст: сначала – по-немецки, потом – по-русски. И вот ведь какое дело: вроде, я все слова в этом тексте знаю, а смысла их не улавливаю. «Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа…» Как гром среди ясного неба! Пишут там, например, что поскольку в нашей Автономной Республике немцев Поволжья среди её населения много «диверсантов и шпионов», которые якобы хотят фашистам помощь оказать, то всех здешних немцев надо выселить! А их Республику – уничтожить!..

Это как же так?! Это же – полная неправда, ложь! Мы же все – за Советскую власть и против Гитлера!.. Мама говорит: «Марта рассказывала, что на базаре слух ходил, будто сбросили фашисты десант – в западных кантонах, а наши немцы в своих сёлах их укрыли. Но потом выяснилось, что это были красноармейские учения. Наших переодели в германскую форму, а местные немцы их повязали всех, поколотили изрядно и сдали властям…»

Снова – молчание. Словно камень на шею всем повесили. У дедушки веко дёргается. Он же у нас старенький совсем – ему за 80 лет. Наконец, он, прерывая паузу, изрекает – не совсем послушными уже ему губами: «Sei Untertan der Obrigkeit und widersetze dich nicht dem B"osen mit Gewalt!» («Будь послушным начальству и не сопротивляйся злу насилием!»). И снова погружается в полудрёму. Алька говорит, что это – выражение из Библии… А, кроме того, у дедушки с бабушкой есть книга – с готическим шрифтом, напечатанная ещё до 17-го года: сборник религиозных песен, псалмов и молитв. Дедушка регулярно зачитывает отрывки из этой книги: всем нам, по воскресеньям – перед обедом…

Тут в разговор вмешивается бабушка и, поджав губы, произносит: «Donnerwetter! (Проклятие!) Нам этого не пережить! Ещё в ту войну – до 17-го года, при царе – хотели всех немцев из России в Сибирь выселить! Да революция помешала». Но мы все пока молчим – перевариваем страшную новость. Наконец, папа, раздавленный – как и все мы – такой несправедливостью, собрался с мыслями и начал тихо что-то говорить. Мама поплотнее дверь на двор прикрыла и окно зашторила.

По словам папы: «Указ нелогичен – все должны отвечать за всех. Круговая порука – как в древности. Но мы же – самые передовые в мире: по общественному строю. И Республика у нас – самая первая национальная автономия в Советской России. Существует с 1918 года. А что в Указе утверждают? Что у нас полно «шпионов и диверсантов»! Да если бы они и появились вдруг, мы бы их всех сразу же повязали и пересажали. Но нет же вообще ни одного конкретного факта! Так где же логика?!»

На это мама печально замечает: «А много логики в случае с Пактом о ненападении?». Папа раздражённо отмахнулся, вновь впился глазами в газетные строчки – и в недоумении стукнул ребром ладони по столу: «Ну а это что такое?! Если мы все «диверсанты и шпионы» и нас выселяют, то почему же тогда на новых местах нам землю и всякую государственную помощь обещают – за такие-то «чёрные» дела?!» Ещё что-то он там повычитывал, громил в пух и прах. А потом с грустью подвёл итог: «Дрянь наши дела! И положение наше – самое незавидное! Всё это может кончиться полной ассимиляцией русских немцев».

Я спрашиваю: «Так что же дальше-то будет? Страшно как-то!». Папа ещё более напрягся, даже синяя жилка на виске вздулась. И оборвал меня – сердито, как будто отрубил: «Не надо поддаваться страху – иначе он тебя съест! Будем нести свою судьбу, свой крест достойно! Война предстоит огромная. А мы в ней – как зёрнышко меж двумя жерновами». И снова я ничего не понял. Мы же – не на мельнице! И не зёрна мы, а люди!..

Тут и Алька своё слово вставил. «А сколько мы для русской культуры сделали! – говорит. – Мы же, в сущности, и есть – русская культура! Фонвизин, Дельвиг, Кюхельбекер, Брюллов, Даль, Беллинсгаузен, Крузенштерн… А Отто Юльевич Шмидт? Как с ним быть? Тоже выселять?!» И папа молчит.

А бабушка вновь голос подала: «Надо поросёнка резать и мясо коптить!». И дедушка от дрёмы очнулся: «Давайте! А я всё быстро закончу – вы только разделайте!» У него это очень аппетитно получается: шпик, копчения разные, колбаски домашние… Ой, у меня даже в животе забурчало! Неудобно: тут такой разговор серьёзный, а я… Пришлось на сундучке поёрзать, чтобы как-то аппетит успокоить.

Между тем папа с Алькой продолжают про нашу культуру рассуждать: какие убытки она понесёт, что с этими землями будет? Но я это всё это уже плохо воспринимал: голова вдруг разболелась – как от угарной печки. И пошёл я на двор. Ещё раньше вышли бабушка с дедушкой – уединились в своей мастерской.