Русский немец

А мне, стыдно сказать, всё это путешествие в неизвестность начинает понемногу нравиться. Благодать ведь кругом – «бабье лето»! И тёплый поволжский ветер со степи – просто душу греет! Он весь напоён ароматами степных трав – куда там даже самым пахучим домашним цветам! Ничего лучшего в жизни быть не может! Жёлтые листья – золотым убором на придорожных деревьях, серебряные паутинки в воздухе висят. А солнышко до чего ласковое!..

Тележные колёса мерно скрипят, чуть постукивают. Едем долго – с остановками…

Алька говорит вдруг: «Ведь у нас в Республике – 380 тысяч немцев. Неужели всех выселят?» Папа лишь грустно головой качает: «А в Советском Союзе нас, немцев, миллиона полтора». Он как-то резко постарел – даже сгорбился немного. А ведь всегда такой прямой, молодцеватый был! За семью ужасно переживает. Но вот очнулся от своих тяжёлых дум и говорит: «А какое замечательное село было – наш Варенбург! Я старые газеты смотрел. Из них следует, что его основали в 1767 году 149 семейств – из Бранденбурга, Пруссии, Гольштейна, Дармштадта». Тут и мама встрепенулась: «И у нашего дедушки – корни из Дармштадта!».

А папа продолжает: «Через полтора столетия – к 1910 году – в селе значились уже 784 двора, а в них 4.167 «душ мужского пола» и 4.173 – «женского»…» Память у папы – фотографическая. У меня всё по-другому: «в одно ухо влетает, а из другого – вылетает». Вот и сейчас от папиного рассказа отвлёкся, а в нём, между прочим, немало интересного:

«К тому времени в колонии Варенбург имелись 11 ветряных и 2 паровые мельницы, две маслобойни, две школы. В 1905-1907 годах приглашённые мастера из Латвии и Германии возвели здесь лютеранскую церковь (кирху) – с органом. Храм – на загляденье: белый-белый, с колоннами и колокольней. Внутри – великолепный алтарь, обитый мягкой красной материей, – так же, как и удобные низкие скамейки перед ним. Во время церковных служб впереди сидели на этих скамьях пожилые люди. Отдельные места – для молодёжи, а для девиц – даже особый балкон. Под куполом – три большие хрустальные люстры, они и украшали, и хорошо освещали всё внутреннее убранство. Зимой здесь топили три большие чугунные печи-голландки. Вокруг церкви – огромный парк с красивой кирпичной оградой…» Тут опять мама перебивает: «А в 1932 году кирху закрыли. И печи разломали – растащили на кирпичи. Теперь там зимой – холодища, как на улице…»

Папа внимания не обращает – сбить его с мысли невозможно: «А недалеко от кирхи стояла «Миллеровская школа». Её построил один из основателей колонии – Генрих Миллер, выходец из Гессена. Потомки его потом по всей Волге гремели – как крупные зерноторговцы. А село стало сухим и чистым – благодаря особой системе каналов: они пересекали все улицы и спускались к реке. Сейчас-то эти каналы уже частью запущены, заброшены. А тогда жители сами следили за ними и за переброшенными через них мостиками. Ну а в самом центре села располагалась ярмарочная площадь – вся покрытая ковром и с трибуной. Ходить по середине этой площади в будни строго запрещалось. Люди передвигались по прилегающим дорожкам, не срезая углов. Словом, всё очень аккуратно велось…» «Аккуратно» – это одно из любимых папиных словечек: и одобрение, и похвала. Ещё одно их таких словечек – «логично»…

Едем дальше. Долго едем… Вечер скоро. Все порядком подустали: и лошади, и люди… Перекусили немного… Но вот, наконец, и берег Волги. Здесь ночевать будем. А народу тут уже – не протолкнуться: множество – из разных сёл. Ждём, покуда подадут баржи: на них загрузят нас всех – и дальше повезут. Куда? Говорят, сначала – на станцию железной дороги.

Смотрим, а начальники-то наши из кантона – тоже тут: среди людей похаживают, что-то объясняют. Но они ведь – тоже немцы. Их ведь тоже выселяют. А хотят, видно, и дальше начальниками оставаться…

Мы всё наше имущество с брички сгрузили, разложились кое-как и расположились – у небольшого бугорка. Алька побежал дровишек каких-нибудь поискать – для костерка. Вроде как – всей семьей мы в походе… Только людей вокруг очень уж много – больше тысячи, пожалуй. И все ходят кругами, разговоры заводят: знакомых встречают или заново знакомятся. А вот и наши соседи по селу неподалёку устроились, тоже пожитки раскладывают: Тео с родителями и всей роднёй – от мала до велика, тётя Амалия с дядей Карлом и сыновьями – Александром и Адольфом, дядя Филипп с дочерью Эммой и всеми её детьми. Ну и – всякие-разные свояки: сватовья, зятья, снохи, золовки, шурины, девери… Наша бабушка ворчит: «Цыганский табор!».

Развели мы костерок. Мама на нём что-то разогрела в котелке. Я всё это быстро умял и даже не понял, что там было такое – и обед, и ужин одним махом. А в голове моей, которая не устаёт вертеться по сторонам, одна и та же мысль стучится: «Куда же нас дальше-то повезут?».

Солнце над рекой между тем красиво так закатывается! Какая всё-таки она, Волга наша, огромная и спокойная! Вот это – мощь! Мы все рядом с ней – букашки, да и только! Ох, как мне жить на этой реке нравится! Слов нет!..