Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции

Барон Розен также был связан и с Академией наук, хотя его отношения с этим почтенным институтом начинались не в лучшую пору. К тому моменту, когда в 1879 г. его в относительно молодом (33 года) возрасте избрали адъюнктом, изучение Азии в Академии было представлено очень слабо. В уставе 1836 г. граф Уваров, стремившийся поощрять развитие дисциплины, отвел под азиатскую словесность два места (из 22 мест для полных членов Академии). С годами мест стало еще больше, и к моменту принятия Розена в Академии насчитывалось три почетных члена и член-корреспондент. Никто из них не являлся выдающимся ученым, и в течение ближайших трех лет они скончались, за исключением специалиста по санскриту, который давно уже вернулся в родную Германию. В результате к 1881 г. Розен остался единственным востоковедом в Академии, да еще и в низком ранге адъюнкта.

Начало 1880-х гг. было сложным периодом для Академии. Уже в течение длительного времени ее репутация ухудшалась, в то время как позиции императорских университетов укреплялись. Более того, общественное мнение все сильнее возмущалось большим количеством иностранцев, носящих почетное звание академика. Для многих россиян Академия наук была «германским учреждением», архаизмом XVIII в., единственной функцией которого было обеспечить синекуру для посредственных зарубежных ученых. До критической точки ситуация дошла в 1880 г., когда в академическом звании было отказано знаменитому химику Дмитрию Менделееву. К этому моменту он уже был известен как составитель периодической таблицы элементов, и, казалось, полностью заслужил эту честь, поэтому подобный казус вызвал возмущение прессы776.

Неожиданный провал Менделеева произошел отчасти из разделения внутри Академии на зарубежных ученых и русских. Положение усугублялось надменным отношением иностранцев к последним. Когда один выдающийся русский химик пожаловался на засилье иностранцев в Академии, один из членов-корреспондентов с прусскими корнями саркастически ответил: «Академия называется, между прочим, Императорская, а не Русская»777. Многие из русских членов академии были тесно связаны с набиравшими силу университетами, что делало их вдвойне опасными для «германской» партии.

Несмотря на свои германские корни, патриотично настроенный профессор Санкт-Петербургского университета барон Розен, безусловно, принадлежал к русскому лагерю. Но когда он пытался убедить коллег заполнить вакантные места по азиатской литературе и истории, дрязги между партиями помешали реализовать его предложение. В результате в 1882 г. Розен с возмущением вышел из Академии778. Импульсивный шаг барона снова вызвал бурю публичного негодования в адрес Академии. Однако он достиг желаемого эффекта, и вскоре Академия наук избрала своими членами тюрколога Василия Радлова, ираниста Карла Залемана и Василия Васильева. Через восемь лет Розен и сам согласился избираться во второй раз. Трое из четырех новых членов преподавали на восточном факультете и были продуктивным учеными. В период до Октябрьской революции в Академию пригласили вступить еще троих выдающихся выпускников факультета – индолога Сергея Ольденбурга, специалиста по Кавказу Николая Марра и занимавшегося Средней Азией историка Василия Бартольда. Большинство избранных членов сохраняли тесные связи со своим университетом, что значительно снизило барьеры между двумя почти противостоявшими учреждениями, расположенными на Васильевском острове Санкт-Петербурга. И если верить официальной истории Академии, к 1880-м гг. вместе они являлись центром востоковедения в российской столице779.

Олицетворением нового курса петербургской школы стал Сергей Федорович Ольденбург780, специалист по буддийскому фольклору и истории индийского искусства. Он начал свою карьеру на восточном факультете, но затем основная часть его деятельности относилась к Академии наук. Вслед за своим наставником бароном Розеном Ольденбург считал себя членом европейского академического сообщества в большей степени, чем просто русским ученым. Будучи лояльным по отношению в своей родине, Ольденбург выступал твердым сторонником независимости Академии от государства, хотя сохранять подобный статус-кво стало намного труднее после того, как династию Романовых сменил в 1917 г. идеологически более строгий режим.