Каждый, кому удавалось хоть немного узнать Одоевского, попадал под обаяние его светлой личности. В воспоминаниях Авдотьи Панаевой есть страницы, рассказывающие об Одоевском. Процитируем здесь небольшой отрывок, потому что и он красноречиво подтверждает уже сказанное об Одоевском, живо рисует его внешность, манеры, характер: «...все его любили, потому что такого отзывчивого, благодушного человека трудно было отыскать. Он был предан всей душой русской литературе и музыке. Кто бы из литераторов ни обратился к нему, он принимал в нем искреннее участие и всегда по возможности исполнял просьбы; если же ему это не удавалось, то он первый сильно огорчался и стыдился, что ничего не мог сделать. Манеры Одоевского были мягкие, он точно все спешил куда-то и со всеми был равно приветлив. Ему тогда, наверное, было лет сорок, но у него сохранились белизна и румянец, как на лице юноши».
Доброжелательность Одоевского была одна из его главных черт, притягивающих к нему людей. Он умел отыскать в каждом человеке хорошую сторону, проблеск таланта.
«Он не говорил еще с ним, а уже был его братом. Лень он называл славянщиной, извиняя ее в других, не допускал в себе.
Он был рачителем чужой нужды, ходатаем за чужое горе. В нашем обществе князь Одоевский был явлением исключительным», — пишет Соллогуб.
Одоевский, например, материально помогал Берлиозу, в последние годы жизни терпевшему нужду, хотя сам был далеко не богатым человеком.
В 1862 году Владимир Федорович возвращается в Москву, где так блестяще начал свой жизненный путь и откуда уехал более тридцати лет назад. В Москве он поселился на Смоленском бульваре, в доме князя Волконского (дом № 17, строение во дворе). Как и прежде, его жизнь в Москве наполнена до предела, насыщена умственными занятиями.
Поэт Афанасий Афанасьевич Фет дает зарисовку московской жизни Одоевского этого периода:
«Полный энергии и разнообразнейших жизненных интересов, князь в этот вечер был особенно любезен и разговорчив. Будучи прирожденным и ученым музыкантом, он никогда не расставался с небольшим церковным органом, на котором играл в совершенстве. «Я могу, говорил он, припомнить своих первых учителей грамоте; но кто обучил меня нотам — положительно не знаю».
...Князь сел за орган и с полчаса предавался самым пышным и изысканным фугам. Мало-помалу он перешел к русским, национальным напевам. «Вы не знаете, спросил он меня, песни, приписываемой царице Евдокии Федоровне? Я тщательно записал слова и голос этой песни и издал их. Я надпишу эти ноты и подарю вам их на память», сказал князь, исполняя то и другое...»
Афанасий Фет по памяти воспроизводит слова песни, подаренной ему Одоевским:
Интерес к народному песенному творчеству, а также к древней русской музыке возник у Одоевского давно. В 1846 году в Петербурге, будучи помощником директора императорской Публичной библиотеки, он погрузился в изучение старинных нотных записей, захваченный национальным колоритом древнерусской песенной традиции. Этому он посвятил ряд своих научных работ.
Одоевский постоянно заботился о приобщении к искусству народа:
«Дайте Вы нашему народу средство развить свои художественные способности посредством музыкальных школ, посредством театра, который есть школа своего рода, преимущественно посредством оперы, которая бы отвечала настроению русского духа, и наш народ отстанет от тех полудиких
В октябре 1864 года Русское музыкальное общество открывает в Москве бесплатный класс. По этому поводу Одоевский выступает в печати со статьей «Бесплатный класс простого хорового пения Русского музыкального общества в Москве». Он раскрывает важность этого начинания для приобщения к музыке широких слоев населения. В том же году Одоевский открывает у себя дома «Специальные чтения о музыке», на которые собирается немало любителей.
Одоевский стал одним из инициаторов создания в 1865 году «Артистического кружка», сыгравшего немалую роль в культурной и театральной жизни Москвы и России, внесшего значительный вклад в эстетическое и нравственное воспитание актеров.